|
полный текст главы в архиве Zip - 20 кб.
фото главы в архиве Zip - 130 кб.
Священномученик Макарий (в миру Григорий Яковлевич
Кармазин) родился 1 октября 1875 года в местечке Меджибаж Винницкого уезда
Подольской губернии в семье землемера. По окончании Подольской духовной
семинарии 23 августа 1893 года Кармазин был рукоположен во иерея к церкви села
Витковец Каменецкого уезда Подольской губернии, где прослужил семь лет, и 21
апреля 1900 года был переведен в село Бандышевку Ямпольского уезда той же
губернии. В 1902 году о. Григорий Кармазин стал военным священником 8-го
запасного кавалерийского полка. С 4 мая 1912 года он числился военным
священником 152-го пехотного Владикавказского полка. Во время Первой мировой войны,
2 марта 1915 года, о. Григорий был контужен, через несколько месяцев (21 июля)
был вторично контужен и ранен, в связи с чем эвакуирован в госпиталь. По
излечении 8 сентября того же года он вернулся в полк. За пастырские труды и
личное мужество о. Григорий Кармазин был возведен в сан протоиерея и получил
назначение в 729-й пехотный Новоуфимский полк. В качестве военного священника
он служил в Брест-Литовске, Галиции, Риге и других местах.
С 1918 по 1922
год о.Григорий служил священником на разных приходах Киевской епархии. В 1922
году, приняв монашество с именем Макарий, был хиротонисан во епископа
Уманского, викария Киевской епархии Экзархом Украины митрополитом Михаилом
(Ермаковым).
Для Православной Церкви наступили чрезвычайно тяжелые
времена. С одной стороны — открытое гонение новой власти с ее богоборческой
идеологией и конечной целью вообще уничтожить православие, с другой — натиск
обновленцев, раскольников, самосвятов, воспользовавшихся революционными
свободами для достижения своих целей. Большевики отличались мастерством
сталкивать и провоцировать, и появилась настоятельная необходимость осторожно и
мудро повести церковный корабль сквозь все рифы новой политической реальности,
дипломатично балансируя между чужими интересами и своими задачами, правильно
оценивая ситуацию, наметить стратегию Православной Церкви в новых для нее
условиях.
Незадолго до занятия Киева частями Красной Армии в 1919
году в наиболее дальновидных церковных кругах начала проговариваться мысль о
создании группы иерархов, которая в случае неблагоприятных перемен могла бы
контролировать и направлять церковную жизнь. Вдохновителями этой идеи были
известные своей активностью митрополит Одесский Платон (Рождественский),
профессор Киевской Духовной Академии Николай Корольков и епископ Каневский,
викарий Киевской епархии, ректор Киевской Духовной Академии Василий
(Богдашевский), а также некоторые киевские священники.
В 1922 году в связи с кампанией по изъятию церковных
ценностей в числе многих украинских иерархов был арестован митрополит Киевский
Михаил (Ермаков). Вся тяжесть ответственности за Киевскую епархию легла на
викарного епископа Макария (Кармазина).
В скором времени в силу замечательных административных и
организаторских способностей, неиссякаемой энергии и всепоглощающей преданности
церковному делу епископ Макарий стал
пользоваться авторитетом не только в Киевской епархии, но и за ее пределами. С
1922 по 1925 год по причине отсутствия Экзарха и в связи со сложившимися
обстоятельствами ему, как правопреемнику, приходилось решать проблемы,
выходящие за пределы Киевской епархии, что делало его фигуру в церковной
ситуации на Украине во многих отношениях ключевой. Вокруг него стали
консолидироваться сторонники Патриаршей Церкви на Украине. Происходящее в
стране владыка оценивал трезво и ясно, не претыкаясь об идеологические
заверения власти, и умел адекватно обстоятельствам защищать церковные интересы.
Объем церковных проблем был так велик, что епископ Макарий пришел к выводу о
необходимости рукоположения новых архиереев, которые смогли бы понести тяготы
архипастырского служения в новых, для православия неблагоприятных
обстоятельствах. Не сообразуясь с мнением и пожеланиями представителей власти и
втайне от них, вместе с ближайшим другом и единомышленником епископом Ананьевским
Парфением (Брянских), епископ Макарий совершил хиротонии наиболее твердых и
верных сторонников Святейшего Патриарха Тихона, способных к активной и
плодотворной церковной работе. По инициативе епископа Макария было создано не
подконтрольное ГПУ церковное управление, душой которого он являлся до ареста в
1925 году. Именно в этот период шла кропотливая и напряженная работа по
созданию жизнеспособных церковных групп, состоящих из духовенства и мирян и
действующих независимо от безбожной власти.
Ближайшей помощницей епископа Макария была Раиса
Александровна Ржевская. [Примечание:
Раиса Александровна Ржевская — дворянка, вдова главного врача санитарного
поезда имени Императора, двоюродная сестра епископа Макария.] Это был
верный и преданный человек, на которого можно было положиться в самых трудных и
ответственных обстоятельствах; с ее помощью и при ее участии владыка
осуществлял самые важные секретные церковные дела. Во время арестов и ссылок у
нее хранились вещи, бумаги и адреса владыки. Она поддерживала нужные церковные
связи, передавала ему в ссылку необходимую информацию о положении дел в Церкви.
Врач Георгий Александрович Косткевич был не менее
близким, но, как выяснилось позже, менее твердым помощником епископа Макария.
«С миром церковным, — говорил о себе Косткевич, — я столкнулся в 1922 году на погребении моего отца. Тогда я
познакомился со священником Анатолием Жураковским и затем бывал у него со священником
Константином Константиновичем Стешенко, архимандритом Гермогеном (Голубевым) и
архиепископом Георгием (Делиевым), а также с Р.А.Ржевской. Весной—летом 1923
года после ареста и ссылки Жураковского и Голубева Раиса Ржевская познакомила
меня с епископом Макарием (Кармазиным), приезжавшим из Умани в Киев. Мне было
тогда 19 лет. Я стал интересоваться церковной жизнью, обновленческим движением,
много говорил о нем со знакомыми мне духовными лицами и таким образом входил в
круг и курс церковной жизни. Тогда же я прочитал в журнале «Новь» статью против
обновленчества и послание митрополита Агафангела Ярославского, ранее читанное
мною и ходившее по рукам в церковной среде Киева <...>. В течение
1923—1924 годов, познакомившись ближе с епископом Макарием, бывая у него, я
стал выполнять разные поручения мелкого характера — переписывать во многих
экземплярах разные бумаги, разносить его письма <...>. Переписываемые
бумаги носили секретный характер и давались мне как лицу доверенному. Они
состояли из различных обращений, посланий, открытых писем и пр. Как я потом
узнал, они широко распространялись по Украине. Письма, которые я разносил, были
также, очевидно, не простые письма, а секретные, которые должны были попасть
прямо в руки адресатам, да притом через доверенное лицо, каковым был я. Помню,
что с таким письмом я был один раз у Марианны Николаевны Бурой по улице
Театральной №3, где жил епископ Парфений (Брянских). С другим письмом я ходил
вечером к киевскому священнику Козловскому на Львовскую площадь у Вознесенской
церкви, где я застал что-то вроде собрания духовенства. Меня долго не хотели
пускать, и лишь узнав, что я от епископа Макария, впустили. Как впоследствии, в
1925 году, я узнал от самого епископа Макария, в это время (осенью 1923 года)
происходили тайные собрания духовенства Киева, обсуждавшего вопрос об избрании
тайных епископов, об отношении к обновленчеству, а затем епископ Макарий
(Кармазин) и епископ Парфений (Брянских) и совершили эти тайные посвящения.
Тогда же, как мне потом говорил епископ Макарий, он был фактическим главой
Украинской Церкви — к нему обращались с Полтавщины и Черниговщины, и с Волыни,
и с Подолья и даже из Одессы и Днепропетровска. Не будучи в силах руководить
сам, хотя он работал вместе с епископом Парфением, он поставил себе тайных
помощников в лице епископа Сергия (Куминского), епископа Филарета
(Линчевского), епископа Федора (Власова), епископа Афанасия (Молчановского),
епископа Варлаама (Лазаренко). Первые четверо должны были руководить частями
Киевщины и примыкающей к ней Подолией, Волынью, Черниговщиной, а последний —
Полтавщиной. Все осуществляемое ими руководство было законспирировано, в их
работу был посвящен лишь круг доверенных лиц на местах, с которыми они и
поддерживали связи. Так же конспиративно совершали они свои поездки по
вверенным им округам, являясь лишь к определенным посвященным лицам;
осуществляя таким образом тайное руководство, епископ Макарий <...>
назначил особую функцию епископу Федору (Власову) — он не вмешивался в дела
руководства, жил в Киеве и представлял из себя нечто вроде резерва, запасного
члена, долженствующего приступить к своим обязанностям лишь в случае ареста
остальных. Все эти подробности я узнал впоследствии, в 1924—1925 годах, от
епископа Макария и епископа Сергия. Как я узнал от Кармазина, в 1926—1927 годах
таким же порядком должны были быть тайно посвящены в 1924 году на
Днепропетровщину Попов и Серафим Игнатенко, но посвящение не состоялось ввиду
отзыва Перевозникова об их недостаточной надежности. Его телеграмму из
Днепропетровска показал мне тогда Кармазин.
В Киеве собирались у протоиерея Козловского, иногда у
протоиерея Василия Александровича
Долгополова и обсуждали ставимые епископом Макарием вопросы. Особо
доверенными лицами епископа Макария были Р.А.Ржевская, А.В.Шуварская и М.Н.Бурая.
Наиболее деятельными священниками в Киеве в окружении епископа Макария были
магистр богословия, профессор высших женских курсов протоиерей Евгений
Зотикович Капралов, протоиерей Владимир Демьяновский, протоиерей Козловский и
протоиерей Александр Должанский. В разное время эти священнослужители выполняли
ответственные поручения. Например, в 1924 году о. Евгений Капралов вместе с
епископом Сергием по просьбе епископа Макария ездили в Москву, чтобы
урегулировать вопрос о ставропигии Лавры. На квартире у протоиерея Козловского
в 1923 году не раз избирались кандидаты для тайных хиротоний. Священник
Александр Должанский был особенно близок к епископу Макарию и епископу Сергию и
по их поручению хранил разные секретные бумаги, а также часто ездил в Харьков,
Полтаву, Москву с особыми поручениями. Обладая всеми необходимыми данными,
протоиерей Владимир Демьяновский по
благословению владыки выступал перед подольским духовенством в 1923 году при
обсуждении вопроса об отношении к обновленчеству». Протоиерей Виктор Вельмин
вспоминал, что он «был участником двух собраний в 1923 году у протоиерея
Василия Долгополова, где по первом, бывшем вскоре после Пасхи аресте всех
киевских епископов обсуждался вопрос о необходимости поставления тайных
епископов на случай арестов. Были намечены уже кандидатуры. Священник
В.Демьяновский взялся наладить отношения с епископом Макарием и епископом
Георгием (Делиевым), находившемся в Тараще.
Другое собрание в июне было у о. Василия Долгополова, где
присутствовал епископ Макарий и почти все духовенство благочиния; протоиерей
Николай Гроссу, протоиерей Евгений Капралов, протоиерей Василий Долгополов,
протоиерей Владимир Демьяновский, которые выступали активно в прениях, и другие
священники и диаконы».
Епископ Макарий
Административно высланный из Ананьевска в 1923 году
епископ Парфений (Брянских) на лето перебрался в Святошино к о. Виктору
Вельмину. Жил крайне замкнуто, но вел обширную переписку, хотя писем на
святошинский адрес не получал. Не более двух раз за лето приезжала к нему
неизвестная женщина из Ананьевска с письмами из епархии и М.Н.Бурая из Киева,
через которую епископ Парфений вел отношения с епископом Макарием.
В 1923 году за активную деятельность епископа Макария
арестовали и четыре месяца продержали в Киевской тюрьме.
Малософиевский собор в Киеве оставался у православных
(большая Софиевская церковь была захвачена украинскими самосвятами), и там
формировался сильный приход, руководимый епископом Макарием. Как
свидетельствовал Владимир Иванович Воловик, собрания проходили у вдовы
ротмистра Юлии Васильевны Давыдовой [Примечание:
До нас дошли имена церковных активистов, входивших в киевскую группу,
существовавшую при малом Софиевском соборе. Это священники Е.Капранов, И.
Златоверхников, И. Церерин, Х.Григорович, А.Г.Хадзицкий, Брайловский, протоиерей
Феодор Поснеровский и архимандрит Филадельф. Связь с епископом Макарием
поддерживал настоятель о. Александр Должанский. Им помогали прихожане того же
храма: бывший главный бухгалтер Киевской Городской Думы Алексей Семенович
Чернявский, Леокадна Эдуардовна Мороз, председатель Софиевской общины Александр
Федорович Щербак, инженер Мина Иванович Шкаруба, бывший прокурор Александр
Матвеевич Будовский, бывший полковник Белой армии Николай Владимирович
Кривицкий, Д.Д.Неверович и бывший военный чиновник Николай Николаевич Додонов.
Именно они играли решающую роль в принятии того или иного решения среди мирян.
Благодаря их стараниям и трудам до православных Киева своевременно доходила
нужная информация, формировались и вырастали новые достойные кандидаты для рукоположения,
осуществлялась связь с селами, которую контролировал архимандрит Аверук, живший
в то время в Умани и только изредка приезжавший получать корреспонденцию у
Вельмина. С Чернобыльским и Радомысльским округами отношения поддерживал
И.Волков (председатель), а также Шпичак, Златкевич, Собакевич и Шмигельский, и
они же, в свою очередь, связывались с новыми группами в масштабах отдельных
приходов всей епархии.] по инициативе протоиерея Ивана Николаевича Церерина
и протоиерея малого Софиевского собора Хрисанфа Дементьевича Григоровича,
который обладал огромным организаторским талантом.
По благословению епископа Макария специально собирались
средства для ссыльных епископов. Для этого владыка выдал Н.Е.Недзвядовской
специальное письмо-разрешение, чтобы проводить сборы по всем киевским приходам.
Но были и отдельные люди, специально назначенные для сбора средств для
архиереев, конечно же, когда они были в ссылке или тюрьме. Так, в случае
необходимости за материальную помощь епископу Парфению (Брянских) отвечала
М.Н.Бурая, митрополиту Михаилу (Ермакову) — А.В.Шуварская, епископу Афанасию
(Молчановскому) — Поздеревянская, архиепископу Димитрию (Вербицкому) —
Пудловская и Ильина и т.д.
По совету
епископа Макария Г.А.Косткевич в Москве связался с В.А.Невахович, которая
целенаправленно занималась организацией помощи арестованным епископам.
Косткевич регулярно сообщал ей о высланных в Москву с Украины епископах, и она
вместе со своими сподвижницами А.С.Лепешкиной и монахиней Любовью (Голициной)
носила им передачи. В 1926 году, когда в Бутырской тюрьме сидел епископ Сергий
(Куминский), именно они снабжали его всем необходимым.
В январе 1925 года епископ Макарий был арестован. Его
обязанности принял на себя архиепископ Георгий (Делиев), и Косткевич, войдя к
нему в доверие, стал выполнять его поручения. Так, например, в конце марта 1925
года по благословению архиепископа Георгия он ездил в Москву; конспирация
соблюдалась настолько строго, что даже своих родных он не должен был ставить в
известность о поездке. Впоследствии на допросах он говорил: «Делами Украины
ведал епископ Парфений, с ним и надо было поддерживать связь и к нему я должен
был явиться. Архиепископ Георгий просил сообщить ему об аресте епископа Макария
(Кармазина) и о том, что он вступает в исполнение его обязанностей.
В Москве я виделся с епископом Парфением в Даниловом
монастыре, где он жил, передал поручения и на следующий день получил пакет для
Делиева и на словах обещание, что вопрос о ставропигии будет пересмотрен и что
Делиев утвержден. Вернувшись в Киев, я передал пакет и устные сообщения
архиепископу Георгию (Делиеву).
В течение весны 1925 года, бывая постоянно у архиепископа
Георгия в Михайловском монастыре, где он жил, встречал там епископа Сергия
(Куминского), епископа Филарета (Линчевского) и епископа Афанасия
(Молчановского). Я убедился, что Делиев играет роль руководящую, они же, как и
при епископе Макарии, помогают ему.
Кажется, в мае 1925 года в Киеве организовалась
«прогрессивная группа» духовенства, стремящаяся добиться легализации церковного
управления. Одновременно возник и другой вопрос — группа епископов во главе с
украинским епископом Павлом (Погорилко) рассчитывала созвать в мае 1925 года
всеукраинский съезд в Лубнах в целях той же легализации. Приглашения на этот
съезд были разосланы всем епископам, в том числе и Делиеву, Куминскому,
Линчевскому и Молчановскому. Из Полтавы и Харькова архиепископ Георгий получил
в это время сведения, что там тоже образуются «прогрессивные группы» и что
тамошние епископы, в частности епископ Григорий (Лисовский), склонны
поддерживать Лубенский съезд. Дабы выяснить эти вопросы, достичь единомыслия,
единой тактики поведения, архиепископ Георгий столь же конспиративно, как и
прежде, послал меня в Полтаву, Харьков и Москву. В Полтаве я должен был
выяснить все эти вопросы у епископа Григория (Лисовского), в Харькове у
епископа Константина (Дьякова) и епископа Дамаскина (Цедрика) и в Москве у митрополита
Петра (Полянского), епископа Парфения (Брянских) и епископа Николая
(Добронравова). Сущность поручений, данных мне архиепископом Георгием,
сводилась к тому, чтобы выработать единый фронт, крепче связать Киев с Полтавой
и Харьковом, обменяться адресами для переписки <...>. Конкретно это
сводилось к мысли о роспуске сепаратных «прогрессивных групп», бойкоту
Лубенского съезда. Кроме того, мне же поручалось обсудить вопрос о новых тайных
епископах. Кандидатами такими для Подолии архиепископ Георгий считал Порфирия
(Гулевича) и Варлаама (Козулю) и для Черниговщины Феодосия (Ващинского).
Вновь никого не посвящая в свою поездку, я отправился в
Харьков с остановкой в Полтаве. В Полтаве я виделся с епископом Григорием
(Лисовским) на его квартире по улице Загородней. Изложив ему мысли архиепископа
Георгия, я получил от него ответ, что он присоединяется к точке зрения Делиева
и обещает ее поддерживать, считает, что связь с Киевом надо поддерживать и
ничего не решать без предварительного соглашения. Эту связь он обещал
поддерживать не по почте, а присылая в Киев специальных курьеров к архиепископу
Георгию. По вопросу о пополнении кандидатов он высказался за посвящение на
Полтавщину протоиерея Василия Зеленцова и Иоасафа Жевахова.
В Харькове я виделся с владыкой Константином (Дьяковым)
на его квартире на Конторской улице и епископом Дамаскиным (Цедриком) на его
квартире по улице М.Панасовской. Оба они также присоединились к точке зрения
архиепископа Георгия и дали мне адрес для переписки по почте. Я же дал им для переписки
с Делиевым свой адрес. Епископ Дамаскин, кроме того, дал мне поручение
церковного характера к архиепископу Пахомию (Кедрову) в Москву.
В Москве, куда я поехал из Харькова, я виделся с
епископом Парфением (Брянских) и епископом Амвросием (Полянским) в Даниловом
монастыре, с епископом Николаем (Добронравовым) и архиепископом Пахомием
(Кедровым) на их квартирах, а также с митрополитом Петром (Полянским) на его
квартире в Бауманском переулке №3/5.
Слева направо:
епископы Павел (Кратиров), Константин (Дьяков), Борис (Шипулин), Евгений
(Зернов), Онуфрий (Гагалюк), Дамаскин (Цедрик), Антоний (Панкеев). Харьков 1927 год
Все перечисленные лица подтвердили правильность взятой
Делиевым линии. Настаивали на немедленном роспуске «прогрессивной группы» и на
полном бойкоте Лубенского съезда. Они пообещали, что добьются и церковного
запрещения этого съезда <...>. Мысль о пополнении кадров тайно
поставленными епископами они также одобряли, и Гулевич, Козуля, Ващинский,
Зеленцов и Жевахов не встречали их возражений. Они лишь настаивали на
предварительном церковно-административном утверждении их митрополитом Петром.
Митрополит Петр, которому я сообщил мнение епископов Парфения и др.,
согласился.
Вернувшись в Киев и привезя Делиеву пакет от епископа
Парфения, я сообщил ему о результатах своей поездки. Встретился я с ним, как
было условлено, в Зверинецком скиту, для чего встал с поезда у железнодорожного
моста. Всего в дороге я пробыл 6 дней, затратив один на Полтавщину, два на
Харьков и два на Москву. Билет у меня был бесплатный, т.к. я служил на железной
дороге, деньги же на расходы дал мне архиепископ Георгий.
Через несколько дней по просьбе архиепископа Георгия
(Делиева) я подготовил доклад о своей поездке и прочитал у него на квартире в
присутствии епископа Сергия (Куминского), епископа Филарета (Линчевского) и
епископа Афанасия (Молчановского).Тогда же по поручению Делиева я известил по
почте епископа Григория (Лисовского), епископа Константина (Дьякова) и епископа
Дамаскина (Цедрика) о результатах своей поездки в Москву. Затем священник
Пискановский объехал остальных украинских епископов, и после этого акт
осуждения лубенцев рассылался для широкого распространения по Украине».
Сидят слева
направо: епископ Сергий (Куминский), епископ Димитрий (Вербицкий), архиепископ Василий (Богдашевский), епископ Георгий (Делиев). Стоят: епископ Филарет (Линчевский), епископ Афанасий (Молчановский). Киев, Малософийский собор. 1 мая 1926 года
Осенью 1925 года в Москву из Ташкента вернулся из ссылки
митрополит Михаил (Ермаков). Несколько позже, зимой, был освобожден епископ
Макарий (Кармазин). «Деятельность епископа Макария, — вспоминал В.И. Воловик, —
была чрезвычайно реальна и действенна. Еще будучи в Киеве, параллельно с
деятельностью руководящих ячеек епископ Макарий создал т[ак] н[азываемую]
пятерку общекиевского масштаба из Н.В.Кривицкого, А.Г.Феоктистова, Волошинова,
М.Н.Петренко, И.П.Мельникова. В задачи этой пятерки входила координация всех
киевских групп».
Выйдя из
тюрьмы, епископ Макарий получил отказ от архиепископа Георгия передать ему
дела. Вначале Кармазин намекнул, а потом прямо сказал, что архиепископ Георгий
ведет свою корыстную политику и не заслуживает больше прежнего доверия и может
быть вполне заподозрен в контакте с ГПУ. (В это время у архиепископа Георгия
наметилась явная тенденция к соглашательской политике с советской властью. К
сожалению, худшие предположения епископа Макария оправдались, и в результате
показаний Делиева многие лишились не только свободы, но и жизни.)
Сочтя нападение лучшей защитой, архиепископ Георгий стал
обвинять епископа Макария и епископа Сергия и других в неправильной линии
поведения, говорить о каком-то предательстве и даже послал в Москву
А.В.Шуварскую с секретным письмом к митрополиту Михаилу (Ермакову), стремясь
возбудить недоверие Экзарха к ближайшим и проверенным сподвижникам. Он
уговаривал «приехать в Киев и здесь на месте решить все дела», загадочно
намекая на какие-то обещания сотрудника ГПУ Карина. Заверяя митрополита в своей
преданности, Делиев, указывая на конкретных лиц, давал понять, что его хотят
лишить кафедры.
В это же время, когда епископ Макарий вышел на свободу и
стал разбираться в сложившейся ситуации, архиепископ Георгий поставил
Косткевичу условие — поддерживать связь либо с ним одним, порвав отношения с
епископом Макарием и другими, либо лишиться его доверия. Не видя оснований для
разрыва с епископом Макарием и его окружением, Косткевич стал реже бывать у
архиепископа Георгия, а тот, в свою очередь, перестал посвящать его в свои
дела. В результате ситуация изменилась. Под влиянием епископа Макария — а оно
было неизменно большим — многие архиереи стали с недоверием относиться к
архиепископу Георгию; он утратил свой прежний авторитет и остался в
одиночестве.
В 1925 году владыка Макарий был назначен епископом
Екатеринославским [Примечание: Екатеринослав — ныне Днепропетровск.] и
Новомосковским, а в декабре того же года снова арестован и после
десятимесячного заключения выслан в Харьков, где пробыл по март 1927 года без
права выезда. Той же зимой 1925 года из Киева был выслан епископ Афанасий
(Молчановский).
Когда произошел григорианский раскол, епископ Макарий
благословил священника Николая Пискановского строго конспиративно объехать
украинских епископов в Киеве, Харькове, Полтаве, Житомире и других городах,
чтобы те высказали свое осуждение, и
результаты опроса отвезти в Москву. Одновременно по почте из Харькова епископ
Макарий высылал Косткевичу рукописные обращения, воззвания и прочие документы,
направленные против ВВЦС, а также послания митрополита Сергия (Страгородского)
и его переписку с лидерами ВВЦС. В Киеве эта литература размножалась на пишущих
машинках и распространялась епископом Сергием (Куминским) и Косткевичем среди
духовенства и мирян через группы, организованные епископом Макарием.
В 1926 году вместе с другими архиереями Украины епископ
Макарий возвысил и свой голос против григорианского раскола, подписав
«Обращение Украинских православных иерархов к Заместителю Патриаршего
Местоблюстителя митрополиту Сергию (Страгородскому) по вопросу об осуждении
организаторов ВВЦС»:
«Его Высокопреосвященству, Высокопреосвященнейшему
Сергию, Митрополиту Нижегородскому, Заместителю Патриаршего Местоблюстителя.
Ваше Высокопреосвященство! Милостивый Архипастырь и Отец!
В чрезвычайно трудное для Церкви Божией время Промыслом
Божиим вручено Вашему Высокопреосвященству духовное окормление всей Поместной
Российской Православной Церкви, на правах Заместителя Патриаршего
Местоблюстителя, вследствие заключения в узы Патриаршего Местоблюстителя,
Высокопреосвященнейшего Петра, митрополита Крутицкого.
От всей души молим Господа Пастыреначальника, да укрепит
Он Вас и даст силы многие для плодотворного служения Церкви Божией!
С великой скорбью узнали мы о появлении нового церковного
раскола ВВЦС, который, по нашему мнению, является одним из средств разрушения
устоев нашей Святой Православной Церкви. Познакомившись с каноническими
мероприятиями Вашего Высокопреосвященства как Заместителя Патриаршего
Местоблюстителя Поместной Всероссийской Православной Церкви в отношении к
раскольническому ВВЦС, мы считаем эти мероприятия вполне правильными и вместе с
Вами:
1) предаем всех членов ВВЦС (архиепископа Григория
Яцковского, Екатеринбургского, архиепископа Константина Булычева, бывшего
Могилевского, епископа Бориса Рукина, Можайского и др.) и их единомышленников
соборному суду архиереев за нарушение правил Святых Апостол 34 и 35;
Антиохийского Собора 10, 11, 38 и др.;
2) все служебные действия архиереев, признающих
юрисдикцию самочинного ВВЦС (рукоположения, назначения, награды и всякие по
службе распоряжения), начиная с 9 (22) декабря 1925 года и далее считаем
недействительными;
3) всех архиереев, признающих юрисдикцию вышеназванного
ВВЦС, как преданных суду за тяжелое нарушение канонов, подвергаем запрещению в
священнослужении и устранению от управления вверенными им епархиями или
викариатствами впредь до раскаяния и письменного заявления их Вашему
Высокопреосвященству (или же Вашему законному заместителю) о выходе из общения
с ВВЦС или до церковного суда над ними и
4) всех вступающих в молитвенное общение и принимающих
таинства от архиереев, признающих юрисдикцию вышеупомянутого раскольнического
ВВЦС, признаем подлежащими наказанию по 10-му правилу Святых Апостол.
Вашего Высокопреосвященства, Милостивейшего Архипастыря и
Отца, смиренные богомольцы:
1. СмиренныйМихаил [Ермаков], митрополит, Экзарх
Украины.
2. Смиренный Константин [Дьяков], епископ Сумской,
управляющий православными приходами Харьковской епархии.
3. Смиренный Онуфрий [Гагалюк], епископ Елисаветградский,
управляющий Одесской епархией.
4. Смиренный Антоний [Панкеев], епископ Мариупольский.
5. Смиренный Стефан [Адриашенко], епископ Александровский
и Павлоградский, временно управляющий Екатеринославской епархией.
6. Смиренный Макарий [Кармазин], епископ Уманский,
викарий Киевской епархии.
7. Смиренный Василий [Богдашевский], епископ бывший
Прилукский.
8. Смиренный Григорий [Лисовский], архиепископ
Полтавский.
9. Смиренный Борис [Шипулин], временно управляющий
Подольской епархией.
27 февраля (12 марта) 1926 года».
Зимой 1925—1926 года в Харькове находились архиепископ
Борис (Шипулин), архиепископ Онуфрий (Гагалюк), епископ Константин (Дьяков),
епископ Макарий (Кармазин), епископ Стефан (Адриашенко) и епископ Антоний
(Панкеев), исполнявший обязанности секретаря. С ними в постоянном контакте
были епископ Василий (Зеленцов),
епископ Филарет (Линчевский) и епископ Сергий (Куминский), архиепископ Аверкий
(Кедров), епископ Максим (Руберовский) и епископ Леонтий (Матусевич). Эти
архиереи в значительной мере влияли на церковную жизнь на Украине.
Епископ Василий
(Зеленцов)
Предвидя
возможность ареста, епископ Сергий (Куминский) и епископ Филарет (Линчевский)
стремились организовать свою работу в Киеве таким образом, чтобы церковь не
утратила своей позиции в случае их отсутствия. Владыка Сергий по совету
Кармазина до своего ареста в ноябре 1926 года создал окружные пятерки,
обладавшие широкими полномочиями. Документы, то есть акты формального
назначения с определением обязанностей и прав, были заготовлены епископом
Сергием и отданы на хранение его келейнику вместе с другими текущими бумагами.
Права и обязанности пятерок-комиссий были официально написаны и неофициально
подразумеваемы. Первые сводились к тому, что комиссии предоставлялось право
самостоятельно решать внешние церковные проблемы. К подразумеваемым относились:
порядок преемства в руководстве комиссии на случай ареста, увольнения и
взыскания, отношения с епископом Макарием, находящимся в Харькове, а также
обмен информацией через Косткевича. В течение осени 1926 года обдумывался и
обговаривался вопрос о необходимости тайно рукоположить новых епископов, как и
в 1923 году. Для согласования епископ Сергий той же осенью послал в Харьков
Косткевича, который встретился с епископом Макарием, епископом Константином и
др. Соображения епископа Сергия (Куминского) были одобрены, так как аресты
приобретали массовый характер. Избрание кандидатов происходило в Харькове, и
акты, подписанные епископами Украины, утверждались митрополитом Сергием
(Страгородским). Архиереев объезжал, как и прежде, доверенный епископа Макария
протоиерей Николай Пискановский. Как избрание, так и хиротония совершались
конспиративно, без предварительного оповещения властей. В результате были
рукоположены во епископы Аркадий (Остальский), Феодосий (Ващинский), Стефан
(Проценко), Варлаам (Козуля) [Примечание: Епископа Варлаама (Козулю)
поставили во епископа Бердашей тайно ездившие туда епископ Сергий (Куминский) и
епископ Феодосий (Ващинский).] и Иоасаф (Жевахов)[ Примечание: Потомок
святителя Иоасафа Белгородского князь Владимир Давидович Жевахов был пострижен
в мантию 26 декабря 1924 года епископом Макарием в Зверинецком скиту.].
По мере арестов и высылок одних епископов их места
занимали другие, каждый из которых окормлял определенный регион и те
конспиративные группы, какие там были. Так, владыка Константин (Дьяков) ведал
Харьковщиной, архиепископ Борис (Шипулин), епископ Феодосий (Ващинский),
епископ Варлаам (Козуля) и священник из Ольгополя Поликарп Гулевич
(впоследствии священномученик Порфирий, епископ Симферопольский и Крымский) —
Подолией, епископ Макарий (Кармазин) и епископ Антоний (Панкеев) —
Днепропетровщиной, епископ Дамаскин (Цедрик) и епископ Стефан (Проценко) —
Черниговщиной.
Епископ
Дамаскин (Цедрик). Соловки
«Все осуществляемое ими руководство было законспирировано,
в их работу был посвящен лишь круг доверенных лиц на местах, с которыми они
поддерживали связи. Так же конспиративно совершали они и свои поездки по
вверенным им округам, являясь лишь к определенным посвященным лицам», — сообщал
Косткевич. При арестах и ссылках обязанности перераспределялись. Например,
владыка Константин (Дьяков) ведал в 1927 году Днепропетровщиной, Полтавщиной и
Черниговщиной. Связи осуществлялись посредством курьеров и переписки по
условным адресам. В Киеве таким контактным местом был дом Марианны Николаевны
Бурой по ул. Театральной, 3, у которой некогда
жил епископ Парфений (Брянских).
«В конце февраля
1927 г. я получил от епископа Макария предложение приехать в Харьков, — вспоминал Косткевич, — ввиду его
предстоящего отъезда в ссылку. В
Харькове я узнал от него, что целью моего вызова является вопрос о привлечении
архиепископа Василия (Богдашевского) к работе центра ввиду того, что с отъездом
епископа Макария остаются люди малодеятельные и, главное, не способные проводить
достаточно твердо церковную линию. По этому поводу мне пришлось участвовать в
двух совещаниях <...>, одном на квартире епископа Макария на ул.
М.Панасовской, где присутствовал архиепископ Борис (Шипулин) и случайно
проезжавший через Харьков архимандрит Гермоген (Голубев), и другом — на
квартире епископа Константина (Дьякова), на Конторской улице, где также
присутствовал архиепископ Борис. На обоих совещаниях обсуждался вопрос об
участии архиепископа Василия (Богдашевского), и это было признано желательным.
Связь возлагалась на меня. Тогда же я получил условные адреса для переписки — с
архиепископом Борисом (Шипулиным) на имя Розенберг и с епископом Константином
(Дьяковым) на имя его иподиакона Антоши <...>. Я также должен был
сообщить архиепископу Василию мнение о кандидатах в тайные епископы Селецком,
Цуйманове и Скрипке и затем его отзывы передать в Харьков. Наконец, на этих
совещаниях обсуждался вопрос о желательности и необходимости установить связь с
заграницей, передать туда для опубликования сведения о происходящих арестах
епископов в СССР с просьбой выступить в защиту Церкви <...>. В связи с
этим я получил от архиепископа Бориса (Шипулина) список ссыльных епископов [Примечание:
В апреле-мае 1927 года Косткевичу через М.О.Сагатовскую удалось передать в
Киеве польскому консулу Бабинскому полученные архиепископом Борисом (Шипулиным)
фото группы архиереев, высланных на Соловки, и письмо, содержащее директиву,
выработанную епископами на совещании в Харькове. Фото соловецких епископов
Косткевич получил от архимандрита Гермогена (Голубева), и по его совету зимой
1928 года передал через польское консульство А.П. Вельмину, который уже был за
границей: 1) декларацию митрополита Михаила (Ермакова) с поправками
представителя ГПУ Карина; 2) протоколы двух епископских съездов, прошедших в
Киеве в 1928 году по вопросу польской автокефалии и лишения по требованию ГПУ
кафедр ссыльных епископов; 3) комментарии, разъясняющие причины легализации
Церкви в СССР; 4) меморандум митрополиту польскому Дионисию о вынужденности
постановлений против польской автокефалии и т. д.].
По возвращении моем в Киев я сообщил архиепископу Василию
обо всем, и затем, переписываясь с архиепископом Борисом и епископом
Константином, поддерживал связь между ними и архиепископом Василием.
В этот же
период я установил связь с находившимся в ссылке епископом Сергием (Куминским)
и, ставя его в известность о событиях в его округах и в Харькове письмами по
условному адресу в Краснококшайск, служил связующим звеном».
В 1927 году
владыку Макария арестовали и отправили в ссылку в Горно-Шорский район Томской
области. По окончании срока епископ с 1933 года проживал в Костроме, позже
служил в селе Селище Ивановской области.
Лишения и ссылки только укрепили огненный дух епископа
Макария. Все пережитое им ради Христа, становясь основой душевного устроения,
давало ему легкую и благодатную осознанность, что и как должен делать архиерей
в условиях тотального гонения на веру. И он продолжал создавать домовые церкви,
где подготавливались кандидаты для рукоположения. Оставаясь, как и прежде,
непримиримым борцом с обновленцами, он непрестанно проповедовал.
Осенью 1934 года оперуполномоченный Кирьянов
санкционировал арест епископа Макария. В постановлении говорилось, что
«Кармазин материалами предварительного следствия достаточно изобличается в
контрреволюционной агитации и пропаганде, направленной против Советской власти,
в связях с контрреволюционной ссылкой (то есть в отношениях с сосланными
иерархами и священнослужителями), в устройстве антисоветских сборищ, то есть в
преступлении, предусмотренном ст. 58 п. 10 УК. Принимая во внимание, что
нахождение на свободе Кармазина может влиять на ход дальнейшего следствия,
постановил:
Мерой пресечения в отношении Кармазина избрать содержание
его под стражей при Ардоме УНКВД, о чем объявить ему под расписку.
Оперуполномоченный 3-го отд. СПО Кирьянов
Нач. 3-го отделения СПО Новиков».
И внизу ровным почерком владыка написал: «Постановление
мне объявлено. М.Кармазин. 1 октября 1934 года».
Сохранился «меморандум на проходящего по делу №9 УГБ
Управления НКВД по ИПО Кармазина М.Я.».
В графе «Последнее место службы, должность или род занятий» указано: «Без
определенных занятий». Быть епископом и служить в церкви для безбожной власти
не было «определенным занятием» и приравнивалось к тунеядству. В графе №7
«Характеристика обвиняемого, описание совершенного преступления и степень его
опасности» говорится: «Является вдохновителем и руководит оперативно
ликвидированной церковно-монархической контрреволюционной группой «ИПЦ».
Участниками группы и ее вдохновителем велась развернутая агитация против
Советской власти и проводимых ею мероприятий, распространялись
контрреволюционные провокационные слухи о голоде в Советском Союзе, доходящем
до людоедства, и т. д.». В графе о необходимости агентурного обслуживания
осужденного после его освобождения из лагеря написано: «Необходимо». А в
следующей графе «Можно ли вербовать и для какой работы» определенно указано:
«Нет».
Владыку обвинили в том, что он был «идеологом
Православной Церкви <...>, вел активную антисоветскую работу; объединял
реакционно-враждебные части духовенства для активной борьбы с cоветской
властью; насаждал нелегальные домовые церкви с целью подготовки церковных
кадров; устанавливал идейные связи с единомышленниками, находящимися в ссылке и
других городах; устраивал у себя на квартире тайные моления и антисоветские
сборища».
Полгода епископ Макарий находился в тюрьме, пока 17 марта
1935 года Особое Совещание при НКВД не осудило его к ссылке в Казахстан сроком
на пять лет. В тот же день по решению того же Особого Совещания при НКВД к пяти
годам ссылки в Казахстан была приговорена и Раиса Александровна Ржевская. Она
была арестована через неделю после епископа Макария, 8 октября 1934 года.
«Трудами» следователя Проценко Раиса Александровна была обвинена в том, что
«входила в состав церковно-монархической группы последователей Истинно Православной Церкви, принимала активное
участие в нелегальных собраниях участников группы, как активный член группы
распространяла провокационные слухи о голоде, гонении на православную веру,
духовенство и массу верующих. Вела антисоветскую агитацию против
коллективизации и проводимых мероприятий Советской власти» и т. п.
Пожалуй, Ржевская была самой преданной и верной
сподвижницей епископа Макария. Большую часть жизни она посвятила церковной
деятельности, и, находясь рядом с владыкой в ссылке, она, несмотря на свои 57
лет, была ему незаменимым помощником. У нее на квартире происходили все
нелегальные встречи, совершались службы. Через нее осуществлялись контакты с
высланными архиереями, она организовывала посильную помощь епископам, отправляя
им продуктовые посылки и денежные переводы.
Вскоре владыка Макарий и Раиса Александровна оказались в
Казахстане, в Каратальском районе на станции Уш-Тоб. Благодаря обширным связям
и регулярной помощи, которую оказывали архиерею священники и церковные общины,
владыка смог купить небольшой дом по улице Днепровской, в котором и поселился с
Р.А.Ржевской и ссыльным священником
Королевым. Пребывая в непрестанной молитве и непоколебимом евангельском
уповании, он во всем предался Промыслу Божию и продолжал вести себя так, как
подсказывали ему совесть и долг архиерея. По-прежнему чрезвычайно осторожный и
внимательный, он все же продолжал, невзирая на пристальное внимание властей,
принимать всех желающих получить духовное наставление. В его доме совершалось
богослужение, на которое допускались самые близкие и проверенные люди. Владыка
понимал: безбожная власть не выпустит его из своих рук. Но это только укрепляло
его веру и помогало уходить от иллюзий.
Через некоторое время на станцию Уш-Тоб прибыл высланный
из Симферополя епископ Порфирий (Гулевич). Молитвенник и подвижник, верный
Патриаршей Церкви, он с радостью был принят епископом Макарием и по его
настоянию остался жить у него в доме. Взгляд на происходящее, пройденный путь
архипастырского служения, любовь к молитве и аскетической жизни сроднили двух
святителей. В единомыслии и единочувствии родилась возвышенная дружба двух
замечательных архиереев.
Набирая силу, власть все отчетливее и яснее декларировала
свою радикальную ненависть к Православной Церкви и ее служителям. Ссылка в
бескрайний и дикий Казахстан казалась уже недостаточной, хотелось большего...
НКВД стал собирать на епископа компрометирующий материал.
Как это нередко
бывало, нашлись подходящие люди, Н.А.Третьякова и А.В.Андреев, давшие сомнительные
показания против владыки и Ржевской, смысл которых сводился всего лишь к
завистливым подозрениям: им много пишут, присылают посылки и, по их
предположению, «епископ не любит Советскую власть». Андреев привел некоторые,
по его мнению, преступные высказывания епископа Макария о том, что «страной
управляют босяки и от них ничего хорошего не дождешься» и что «они насильно
хотят заставить отказаться от религии, но его переменить взгляды никто не
заставит, хотя бы угрожали смертью». Как-то по неосторожности владыка сказал
Андрееву, что у советской власти и в ее правящих кругах идет брожение и что «за
проводимую политику советским правительством народа не более 10 %, а остальные
настроены против <...> и что советская власть обязательно будет свергнута».
Этого оказалось достаточно для репрессий, и 20 ноября 1937 года лейтенант НКВД
Зенин выписал ордер на арест епископа. В тот же день был арестован и епископ Порфирий (Гулевич), а через два дня —
Раиса Александровна и племянница епископа Порфирия (Гулевича) Анна Петровна
Михо. Содержались они в Алма-Атинской городской тюрьме.
23 ноября начались последние допросы. Владыка держался
твердо и уверенно, все обвинения решительно отвергал:
— Вы обвиняетесь в том, что, находясь на станции Уш-Тоб,
среди населения проводили антисоветскую деятельность, дискредитировали
Советскую власть, ею проводимую политику, группировали вокруг себя антисоветский
элемент. Дайте по этому вопросу показания.
— Находясь на станции Уш-Тоб, я среди населения
контрреволюционной агитации никогда не проводил; как Советскую власть, так и ее
политику не дискредитировал, не группировал вокруг себя также и антисоветский
элемент.
— На какие средства вы существовали?
— Источник средств к существованию я имел следующий: со
дня приезда на Уш-Тоб я получал помощь от своего сына, который работал на одном
из заводов в городе Ташкенте, оказывала помощь сестра Ржевская Раиса
<...>, я также имел поддержку от продажи своих домашних вещей, а также
имел некоторую помощь, причем очень малую, от общин или служителей культа, но
точно не знаю, от кого, так как в переводах, которые я получал, не указывалось,
от кого.
— Скажите, с кем вы имели связь как на станции Уш-Тоб,
так и вне.
— Находясь на станции Уш-Тоб, я никаких связей не имел,
за исключением того, что со мною вместе в моем доме проживали моя сестра
Ржевская Раиса, епископ Гулевич и в последнее время — его племянница с сыном.
Что касается связей вне станции Уш-Тоб, то у меня их совершенно нет, кроме
того, некоторое время в конце 1936 года у меня на квартире проживал священник
Королев.
Ни одно из предъявленных обвинений младшего лейтенанта
Зенина не находило подтверждения. Все лжесвидетельства владыка категорически
отверг. Но это не стало препятствием для следствия, и уже на следующий день, 24
ноября 1937 года, после единственного допроса было сооружено обвинительное
заключение против епископа Макария, епископа Порфирия, Р.А.Ржевской и А.П. Михо
со все тем же стандартным перечнем преступлений против советской власти.
Обвинительное заключение 1 декабря 1937 года утвердил начальник УНКВД по
Алма-Атинской области капитан госбезопасности Броун. И в тот же день состоялся
суд, скорый и немилосердный. Епископ Макарий (Кармазин), епископ Порфирий
(Гулевич), Раиса Александровна Ржевская были приговорены к расстрелу, Анна
Петровна Михо к 10 годам лагерей.
2 декабря были расстреляны владыка Порфирий (Гулевич) и
Раиса Ржевская. На следующий день, 3 декабря 1937 года, был казнен владыка
Макарий (Кармазин).
В наиболее сложный исторический период для Русской
Православной Церкви епископ Макарий, мужественно и кротко пронеся до конца
нелегкий крест архипастырского служения, и его верная сподвижница Раиса
Александровна Ржевская были увенчаны Богом мученическими венцами.
ИСТОЧНИКИ
ЦГАООУ. — Ф. 263, оп. 1, д. № 66923, к. 1966, т. 3, л. 1—54,
114—134.
Архив КГБ по Казахстану. — Арх. № 019230, т. 1, л. 24—26, 28—29,
48—50, 54 —60.
Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России,
позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной
власти. 1917—1943: Сб. в 2 ч. / Сост. М.Е.Губонин. — М., 1994. С.445, 446, 979.
Митрополит Мануил (Лемешевский). Русские православные иерархи
периода с 1893 по 1965 годы (включительно): В 6 т. — Erlangen, 1979—1989. Т.4.
С. 217.
Протопресвитер Михаил Польский. Новые мученики Российские: В
2 ч. — Джорданвилль, 1949—1957. Ч. 2. С.90—91.
прот. Николай Доненко
Содержание
[an error occurred while processing this directive]
Украинская баннерная сеть
|
