В окопах — грязь и влажные салфетки вместо душа. Солдат листает ленту — а там в Москве кто-то с разбегу прыгает в торт под визг глянцевых красавиц. Одни залипают в тепловизор, другие — в "Инстаграм"*. Россия будто разделилась надвое: одна живёт на грани жизни и смерти, другая — в свете софитов и просекко. "Мы устали от войны, хотим просто жить и наслаждаться", — говорят они нам. Но можно ли называть жизнью то, что не знает стыда? Сколько ещё продержится страна, где на одних летят дроны, а на других — блёстки?
Пир во время войны
Жизнь на фронте проста: земля, вода, банка тушёнки, немного сигарет. Между вылазками — короткий сеанс связи, за пару минут можно успеть написать домой или глянуть новости. Открывает солдат Telegram — а там Москва, глянец, вспышки, шампанское, торт.
У этих всё хорошо. Скриншот: «Антиглянец»
Мы привыкли жить в двух мирах, но теперь этот разрыв стал осязаемым. Один мир лежит под обстрелами, другой — под солнцем тропических курортов. Пока одни спят в бушлатах и греют руки над жестянкой, другие спорят, какое просекко надо подавать к устрицам. И вроде бы всё по-человечески: кто-то сражается, кто-то отдыхает. Но есть моменты, когда отдых превращается в издёвку, а смех звучит как пощёчина.
Четвёртый год боевых действий. Сотни тысяч людей — на передовой, миллионы — в тревоге, потому что там их сын, муж, брат. А в лентах — новая свадьба телеведущей, вечеринка блогера, премьера с красной дорожкой. Мир, где страдание перестало вызывать сочувствие, а нарочитая безвкусица стала признаком успешности.
Нет, не призываем к разжиганию социальной розни, зависти и классовой ненависти. Это просто чувство, когда тебе стыдно за других. Ведь неуместное веселье — насмешка над частью народа. Страна, где в Белгороде грохочут дроны за окнами, а в Москве — диджеи на дискотеках, явно потеряла свою целостность.
Автомобиль, уничтоженный дроном в Белгороде. Фото: тг-канал «Настоящий Гладков»
Праздник, чтобы не видеть проблемы
Сколько раз уже это было: история несёт катастрофу, а некоторые открывают шампанское и готовятся наслаждаться. Так было в древнем Риме — когда варвары уже осаждали границы, а на арене текла кровь христиан, патриции хлопали гладиаторам, а народ требовал зрелищ. Так было и в Париже — когда под звуки канкана пили абсент, а до «мясорубки» в Вердене оставались считаные месяцы.
Перед революцией в России многие тоже не поняли, что очередной бал — уже последний. В Петербурге спорили о стихах, дамы лёгкого поведения заказывали ананасную воду, танцевали в «Медведе», пока в поручикам Петровым отрывало ноги взрывами бомб:
Если б он, приведённый на убой,
вдруг увидел, израненный,
как вы измазанной в котлете губой
похотливо напеваете Северянина!
— негодовал Маяковский. Но этим всё было нипочём.
Полевой госпиталь времен Первой мировой войны. Фото: соцсети
СССР в конце 1980-х тоже жил в празднике. Кассеты, жвачка, джинсы — радость потребления как новая вера. Люди танцевали под «Ласковый май», а страна уже трещала по швам. Веселье — универсальная реакция на страх, на ощущение конца. Когда не хочешь слышать звон колокола, ставишь музычку.
Сейчас до боли похоже. Светские репортажи, торты, блёстки и гламур — как защитный жест, отменяющий реальность. Праздник становится наркотиком, чтобы не чувствовать чужую боль. Но у любого наркотика есть передоз. И когда реальность возвращается, она не спрашивает, кто был ведущим вечеринки.
Стыд, чтобы выжить
Проблема не в самих вечеринках, конечно, а в том, что исчезло чувство меры. В приличных обществах стыд всегда был механизмом саморегуляции — внутренним цензором, который не давал народу превращаться в стадо. Когда человек теряет стыд, он перестаёт быть гражданином. Когда это делает элита, она перестаёт быть элитой.
Стыд — голос инстинкта выживания. В нём живёт коллективная память: нельзя плясать, когда рядом хоронят. Он удерживал японцев от показного богатства во время кризиса, заставлял европейцев снимать шляпы на похоронах, русских — прекращать разговоры при звуках траурного марша. У нас этот рефлекс будто отключили.
Вот такая артиллерия… Скриншот: moskvichmag.ru
Настоящая роскошь сегодня — не торт с золотой пылью, а скромность. Умение держать лицо, когда страна истекает кровью. Война обнажает не только героизм, но и пошлость. Она показывает, кто способен к достоинству, а кто превращается в глянец без совести.
Если общество хочет выжить, ему нужно вернуть простую границу: можно радоваться, можно жить, но нельзя делать вид, что ничего не происходит. Стыд — это то, что удерживает в нас человеческое. Потеряешь стыд — потеряешь себя, потом страну.
А ещё есть вот такая… Фото: Минобороны
Если не поймут — фронт придёт сам
История никогда не мстит — она просто повторяет уроки до тех пор, пока их не выучат. Когда богатые перестают видеть бедных, а роскошь перестаёт знать меру, страна входит в режим обратного отсчёта. Так было в имперском Петербурге, так было в позднем СССР, так будет и сейчас, если не включится совесть.
Народ просто перестаёт верить. Перестаёт слушать, перестаёт подчиняться, перестаёт спасать тех, кто живёт как будто над ним.
Пир во время дронов не может длиться вечно. Когда одни ныряют в торт, а другие — в грязь, история сама выбирает, кого смоет первым.
* Компания Meta (и её продукты Facebook, Instagram) признана в России экстремистской организацией и запрещена.
Источник: https://tsargrad.tv
