В конце 2024 года Ольга Миримская, в прошлом одна из «Богатейших женщин России» по версии Forbes, была приговорена к 19 годам заключения за дачу взятки в особо крупном размере, а также по трём случаям покушения на дачу взяток. Приговор вступил в силу в августе 2025 года. Она была направлена отбывать наказание в колонию в Ивановской области, а после переведена в Калужский регион. Однако уже осенью столичная прокуратура направила кассационное представление об уменьшении ей срока более чем в два раза.
Чья дочь?
Настаивая на значительном сокращении срока, надзорное ведомство заявляет, что подсудимая давала деньги следователю, пытаясь якобы получить право на девочку, которая была рождена суррогатной матерью.
Однако в федеральном медицинском центре по инициативе следствия была сделана ДНК-экспертиза, которая определила, что родной матерью девочки является совсем не Миримская, а её взрослая дочь от первого брака Наталия Голубович. И именно Голубович назначена опекуном ребёнка и проживает сейчас с ним. Бытовые условия девочки социальные службы оценили как благополучные.
В этой связи «родительские переживания» осуждённой производят не столь сильное впечатление, как в прокурорских доводах.
История интереснее приговора
Дело Ольги Миримской с самого начала представлялось как обычная коррупционная история, хотя главным действующим лицом была публичная персона. Но уже через некоторое время после оглашения приговора его смысл был оттеснён эмоциональным фоном, вызванным сюжетом с ребёнком, рождённым суррогатной матерью.
Прокуратура, обращаясь в кассационную инстанцию, отметила, что в суде первой инстанции будто бы мало учитывались родительские переживания Миримской, а именно эти эмоции ведомство определяет как причину передачи ею денег следователю. Из кассационного представления прокуратуры можно сделать вывод, что Ольга Миримская действовала под воздействием родительских переживаний, пытаясь вернуть ребёнка, рождённого при помощи проведения процедуры ЭКО.
То есть экспрессивный компонент стал главным обоснованием прокурорской позиции. Однако факты заставляют усомниться в его доказательности.
Биологическая мать, она же — законный опекун
Основание, на которое опираются доводы прокуратуры, появилось в то время, когда следствие разбиралось с ситуацией появления на свет девочки, родившейся в 2015 году. Миримская утверждала, что она является биологической матерью, и её цель состояла в том, чтобы вернуть дочь. Публично это выглядело как сражение женщины с системой, а в обвинительном заключении — как попытка повлиять на следствие через взятку.
Вот только исходные условия всё-таки были другими. Как следует из материалов уголовного дела, суррогатная мать С. В. Безпятая не выполнила условия договора, не отдав дочь О. М. Миримской после появления ребёнка на свет. Она незаконно оформила документы о рождении, указав в них родителями себя и своего мужа А. В. Безпятого. Затем, оформив на девочку загранпаспорт, 22 мая 2015 года увезла её из России на Кипр, где отдала ее биологическому отцу Н. А. Смирнову за большое денежное вознаграждение.
Однако на стадии следствия была сделана экспертиза, результаты которой перевешивают все экспрессивные доводы. По постановлению следователя, а не по предложению адвокатов или прокуратуры, было назначено судебно-генетическое исследование. Его результаты вполне резонно стали частью официальной доказательной базы.
Исследование, проводившееся научными методами в специализированном федеральном центре, ставило совершенно определённую цель — выяснить биологическое родство между ребёнком и Наталией Голубович, дочерью Ольги Миримской от первого брака.
В центр были переданы биоматериалы девочки и Голубович, а также образцы, требуемые для сравнительного анализа, специалисты изучили ДНК-локусы. В итоге были установлены совпадения, которые позволяют называть Наталию Голубович родной матерью девочки с почти полной вероятностью. И это не косвенные данные, а научно подтверждённый факт.
В официальном заключении ясно сформулирован вывод: при исследовании 15 локусов у Н. А. Голубович и С. Н. Миримской обнаружены генотипы, позволяющие сделать вывод об их биологическом родстве по материнской линии. Вероятность родства — 99,999%.
Кроме того, следствием было зафиксировано, что Н. А. Голубович принимала участие в процедуре экстракорпорального оплодотворения как неанонимный донор яйцеклетки, о чём есть необходимые медицинские бумаги.
Таким образом, версия Миримской о том, что эта девочка — её дочь, на которой построена прокурорская аргументация, теряет силу. Научные данные не предусматривают вариативности. Биологическая мать и законный опекун — это одно и то же лицо.
Это означает, что нынешний юридический статус ребёнка совпадает с биологическим, то есть с результатами экспертизы, а также с социальным статусом. Ведь по распоряжению Министерства социального развития Московской области опека над С. Н. Миримской определена в отношении Н. А. Голубович, причём без ограничения срока. Место проживания девочки назначено по месту жительства опекуна.
Социальные службы, изучив бытовые условия, подтвердили, что у девочки есть всё, что требуется. По результатам проверки условий выяснено, что Н. А. Голубович предоставляет девочке необходимые условия для содержания, воспитания и образования. Отклонений, которые бы препятствовали осуществлению опеки, не определено. В дальнейшем это подтверждено и в официальном письме окружного управления, в котором сообщалось, что на дату организации проверки ребёнок проживает вместе с Н. А. Голубович, фактическая забота о нём осуществляется надлежащим образом, у девочки есть всё необходимое, а условия проживания соответствуют нормам.
Факты, а не эмоции
Таким образом, девочка проживает с тем, кому она на самом деле родная. Однако прокуратура придерживается версии, по которой Миримская хотела вернуть ребёнка, действуя как родитель.
Но может ли человек, который не является родным родителем и не обладает опекой, указывать на родительские переживания как на условие, смягчающее наказание? А самое главное — может ли надзорное ведомство прибегать к этому аргументу?
Напомним, что только один из четырёх инцидентов в деле Ольги Миримской имеет отношение к истории с дочерью. Другие случаи покушения на дачу взяток связаны с иными ситуациями, что заведомо снижает значение эмоциональной составляющей в деле. Но как раз она стала базовой для обращения прокуратуры в кассацию об уменьшении срока наказания почти в два раза.
Если суд будет основываться на фактах, а не на эмоциях, то внутренняя логика кассационной позиции прокуратуры может стать значительно слабее. Суду предстоит решать вопрос не о материнских чувствах, а о наказании по известным случаям правонарушений. И чем вернее будут учтены факты, тем меньше в этой истории будет места для эмоциональных толкований.
Оцените материал
| Подписывайтесь на АиФ в
MAX |
