Как неприкаян жизни путь,
И сердце постепенно стынет,
И не вздымает жарко грудь,
Без ощущения святыни.
Когда смотрел на купола,
На лик приветливый иконы,
То чаша слез была цела,
Ни покаяния, ни стона.
И дивный песнопенья звук,
Струны душевной не затронет,
И не ускорит сердца стук,
Одна гордыня лишь на троне
Мне затмевала Божий свет,
Не допуская в душу слово,
И нет пути, надежды нет,
По кругу я вращался снова.
Однажды как-то я зашел,
К вечерне в Лавру мимоходом,
Был церкви деревянный пол,
Истоптан массою народа.
И я покорно постоял,
Не уходя лишь из-за лени,
Но вдруг народ в поклоне пал,
Все разом стали на колени.
Остался я один стоять,
Как монумент своей гордыне,
Вдруг время повернуло вспять,
И я услышал голос: — Сыне!
Сей глас не в церкви прозвучал,
В душе мятежной отозвался,
И в сердце вспыхнула свеча,
Хоть я вначале испугался.
Но, посмотрев на Божий лик,
Со стоном опустился долу,
И, прозревая в этот миг,
Я головой прижался к полу.
И благодатная струя,
Пробила крепкую плотину,
Вновь, как младенец, плакал я,
Рыданьем содрогая спину.
С тех пор живет в душе моей,
Святое, праведное слово,
Благоухающий елей,
И храма моего основа.
Я сердце Богу отдаю,
В ответ на кроткий возглас: — Сыне!
И славу Господу пою,
Во мне живущему отныне!
Александр Зубченко, Украина, г. Киев / 26.08.2005