Юбилей единомышленника

К 60-летию историка Павла Геннадиевича Петина

Леонид Болотин&nbsp

Митрополит Иоанн (Снычев)&nbsp

1

Генрик&nbsp

Сегодня, 5 Апреля, исполняется 60 лет со дня рождения активиста Международной организации «Русское Собрание» (директора Московского отделения), автора «Русской народной линии», кандидата исторических наук, русского историка-источниковеда Павла Геннадиевича Петина.

В современной общественно-политической жизни православных патриотов часто декларируется как некая идеальная и даже необходимая ценность — единомыслие. Сам не являюсь сторонником такой позиции. Гораздо выше ценю духовное единодушие при наличии естественного разномыслия среди Соратников и Друзей по множеству частных вопросов, а порою и в некоторых стратегиях. Отсутствие самостоятельного и самобытного мышления у активного соотечественника-патриота, приспособление к мыслительным процессам лидеров рассматриваю скорее как недостаток. Но всякое частное правило ценно и своими исключениями. Для меня таким удивительным исключением и даже Божиим чудом являются десятилетия моей дружбы и тесного сотрудничества с историком Павлом Геннадиевичем Петиным.

В нашем уникальном единомыслии хочу в первую очередь отметить полное равноправие и независимость друг от друга. Никогда сам не приспосабливался к ходу мыслей, логике рассуждений моего Друга Павла, и никогда не было и с его стороны какого-либо подстраивания под мои взгляды по множеству вопросов. Мы с Павлом познакомились сначала заочно, будучи оба сотрудниками персональной пресс-службы приснопоминаемого Владыки Иоанна (Снычева), Митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского, а потом и очно, как уже вполне сложившиеся и устоявшиеся во взглядах, в исследовательских методологических подходах и в политических позициях взрослые люди. И поначалу я совсем не замечал такую интеллектуальную близость и похожесть, ведь во вкусах и предпочтениях по сугубо житейским аспектам мы были принципиально разными людьми.

И только с годами я стал догадываться о душевных, психологических корнях нашей уникальной общности с ним. Мы оба были уроженцами и воспитанниками российских имперских украин. В третьем поколении я был уроженцем Туркестанского края. Павел родился в Восточной Сибири, в Ачинске и возрастал на Дальнем Востоке — на Амуре. Три года на военных кораблях он бороздил Мiровой Океан — совсем дальнюю украину Русской Вселенной. Мы оба в самых глубинных переживаниях чувствовали и мыслили себя коренными подданными Великой России. Нами с молоком матерей было впитано имперское единство. Его предательское разрушение в девяностые годы причиняло нам схожую и боль, и сердечные страдания.

Мой родной Ташкент к концу 1991 года вдруг стал «заграницей». А относительно Урала, Сибири, Дальнего Востока, Северного Кавказа — с 1991 года и практически вплоть до начала премьерства В.В.Путина в Августе 1999 года как бы «российские» СМИ нашим согражданам прямо или косвенно внушали, что собственно Россия — это страна в границах начала царствовании Государя Ивана Грозного, а все остальные земли Великой Империи — «чужие», дескать, они имеют право на «независимость», «самоопределение».

Многие уроженцы великорусских коренных земель, но не Москвы, порой с большой неприязнью отзываются о нашем историческом и политическом центре, о сердце Русского Государства. Среди вполне патриотичной провинциальной гуманитарной интеллигенции нет-нет да проскальзывает эдакий — велико-новгородский, тверской, калужский, тульский, рязанский, нижегородский, ярославский, владимирский «сепаратизм» с определенными социокультурными досадами на Москву и москвичей. Причем их досады связаны не только с современным особым политическим, экономическим и финансовым положением Первопрестольной, но и в исторической ретроспективе, скажем, по отношению к XV–XVII столетиям. Они пытаются представить себя в чем-то несправедливо обделенными Москвой… А для нас, познавших особенности быта имперских окраин со всей наглядностью, понятно, что без Столицы, без её исключительности, пускай пока и в нездоровых формах вопиющего экономического, благосостоятельного неравенства в отношениях со всеми провинциями, в бурном мiре России не выжить. И обиды на Москву, часто смешанные с элементарной завистью, обиды, нередко питающие оппозиционные сугубо «патриотические» настроения в политике, на самом деле в определенных кризисных условиях могут сработать на развал нынешней Российской Федерации. И такие настроения — явление отнюдь не только нашего времени. Своеобразная внутрирусская «удельщина» порой охватывала умы интеллигенции и в XIX столетии.

Большой русский патриот, уроженец западнорусской Гродненской губернии, историк Михаил Осипович Коялович (1828 — †1889) в одном из писем 1880-х годов к московскому издателю Алексею Сергеевичу Суворину (1834—†1912) не без горечи писал: «Вам, москалям, непонятно, откуда у нас… берется такая любовь к России». (Несколько писем М.О.Кояловича к А.С.Суворину хранятся в рукописном отделе Государственной Национальной библиотеки, в фонде А.С.Суворина, к сожалению, более точная отсылка на единицу хранения мне неизвестна. В переводе на белорусский язык цитата содержится в книге: Цьвікевіч А. «Западно-руссизм»: Нарысы з гісторыі грамадзкай мысьлі на Беларусі ў XIX і начатку XX в. 2-е выданьне. 2- Менск: Наука и техника, 1993. С. 145; перво издание: Минск, 1929). И хотя М.О.Коялович имел в виду белорусов, в той же мере его чувства очень понятны великороссам, которые увидели свет на окраинах Империи. Жители Центральной России воспринимали единство страны как «неизменную» данность, которую якобы ничто не может поколебать, а потому в праздных публичных и частных беседах или в политических спичах можно совершенно спокойно «потрясать» основы.

Совсем другой взгляд присущ тем людям, которые смотрели на Империю, на СССР и РФ через личный опыт проживания на дальних окраинах, откуда совершенно ясно было видно, что Россия без сверхмощного центра как целое не сможет существовать. Вот такая моя личная общность с происхождением П.Г. Петина является одной из причин нашего не только духовного единодушия, но по множеству культурных, общественных, государственных вопросов и удивительного единомыслия.

Такая общность вскрылась для меня не сразу. В 1998–2009 годах мы неоднократно участвовали в целом ряде церковно-исторических экспедиций, которые организовывал лидер движения «Россия Православная» Александр Иванович Буркин (1955—2013). Во время таких поездок нас неоднократно поселяли в номер вместе с П.Г.Петиным в небольших гостиницах Осташкова, Торжка, Калязина, Пскова… После напряженного рабочего дня и переписывания накопленных за день материалов с фотоаппаратов и диктофона на наши ноутбуки, мы за чаем или с бутылочкой коньяка нередко засиживались с самыми разнотемными разговорами до 2–3 часов ночи. И меня ещё тогда поражало, насколько схожие оценки множества явлений и предметов, подходов к ним нас объединяют. Порой просто слушал Друга, и мне не было нужды поддакивать ему или согласно кивать, он и так понимал, что я с ним соглашаюсь. И ещё один возрастной психологический момент, основанный на многолетнем опыте, который приходит примерно к сорока годам. Когда доверительно общаешься даже в небольшом подпитии с кем-то из Друзей, Дружбу с кем очень ценишь, все же где-то в подсознании продолжаешь помнить, что некоторые темы в разговоре с ним лучше не затрагивать, чтобы случайно не нарушить сложившегося благодушия жестоким спором или даже ссорой. И такой «внутренний цензор» хотя и не мешает беседе и взаимопониманию, но все же вносит в общение тонкую ноту отчуждения. Так вот, с годами я почувствовал, что с П.Г.Петиным в обсуждении любых политических и мiровоззренческих тем такого «внутреннего цензора» я совершенно свободно могу «отключать», зная, что, даже если в чем-то Павел со мной не согласен, он не «полезет в бутылку», пытаясь в чем-то переубедить, а спокойно выслушает и в крайнем случае без нажима постарается тезисно объяснить свою позицию.

Притом по характерам и темпераментам мы с ним очень разные люди. Что же касается научных подходов к той или иной теме, он большой педант: для него исторический источник или их совокупность является главным мерилом достоверности той или иной концепции или исторической реконструкции.

Когда ещё в пору работы в пресс-службе Владыки Иоанна Павлу поручалось составление тематических цитатных подборок из трудов историков и публикаций документов, он всегда старался давать не только исчерпывающе точные данные первых публикаций, но и ссылки на архивные хранилища.

Это сейчас по очень многим гуманитарным темам можно осуществлять относительно простой хотя бы первоначальный поиск в Интернете. Громадные массивы документов, историографических трудов, редких публикаций XVIII–XIX столетий довольно просто отыскать в Сети, и с каждым годом объемы доступных текстов в ПДФ и Дежавю возрастают в несколько раз. Видимо, не за горами то время, когда подавляющее большинство, скажем, дореволюционных периодических научных изданий и научных книг, которые хранятся в отечественных библиотеках и за рубежом, будут в прямом сетевом доступе.

В первой половине девяностых годов такие разработки и подборки можно было готовить только в больших научных библиотеках, а оригиналы документов были доступны только в архивах. Да и годами позже, когда заработали поисковые программы Рамблер (1996), Яндекс и Гугл (1997), когда они вскоре стали доступны рядовым пользователям, массивы оцифрованной гуманитарной информации научного характера были крайне обрывочны либо доступны только на платных зарубежных порталах.

Так вот. Павлу Геннадиевичу заказчики и работодатели могли дать почти любое задание по очень специфическому историческому направлению, и он успешно формировал подборку всех доступных библиотечных материалов. То же самое было, когда его изыскания касались архивных документов. Впрочем, каждый опытный поисковик знает, что какие-то редкости обязательно окажутся и за границами таких подборок, но для последующей работы найденного вполне достаточно.

Среди профессиональных историков известно, что примерно из сотни коллег едва ли двое-трое систематически работают в архивах. Почти каждый историк в период учебы или в каких-то исключительных случаях имел опыт работы с оригиналами архивных материалов. Но это крайне трудоемкое и затратное по времени занятие. Поэтому подавляющее большинство историков в своих повседневных трудах предпочитают использовать уже кем-то, когда-то расшифрованные и опубликованные источники.

Сейчас ситуация кардинально меняется, поскольку многие большие архивы оцифровывают свои фонды, они становятся доступными для значительно более широкого круга исследователей. Но каждый историк-архивист знает, что любая цифровая копия, даже сделанная в высоком разрешении, все же содержит меньше сопутствующей информации, меньше мето-данных, чем оригинал. Карандашные пометы, почерковые особенности, свойства бумаги, переплета и множество других «мелочей» оказываются недоступными для копирования. А нынешняя оцифровка архивных материалов в своем подавляющем большинстве всё ещё далека от наивысших технических возможностей, и должно пройти, вероятно, ещё несколько десятилетий, пока качество цифровых копий приблизится к качеству оригиналов.

Сам я ещё со своей первой студенческой журфаковской поры имел эпизодические опыты практической работы в архивах и отделах рукописей Москвы, Ташкента, Ленинграда. И после, в восьмидесятые и в начале девяностых, я провел не одну сотню часов в читальных залах архивов, расшифровывал и переписывал от руки сотни документальных страниц. Очень хорошо знаком с характером архивной повседневной работы.

Потому со всей основательностью могу оценить опыт архивных изысканий, которые осуществлял и осуществляет П.Г. Петин. Объем проделанных им работ, что в данной изыскательной области было сделано и делается им, во многие десятки раз превышает мой личный опыт. Если я свои прежние архивные усилия оцениваю в сотни часов, то П.Г.Петин мог бы уже похвастаться годами, проведенными в стенах хранилищ рукописей и документов. Сейчас в Москве, наверное, гораздо легче перечислить архивохранилища и отделы рукописей, где П.Г. Петину пока не довелось поработать, чем те, где он просиживал днями, неделями, месяцами. При первых же возникающих возможностях он всегда стремился поработать в архивах Санкт-Петербурга, Твери, Пскова, Вологды, Осташкова и не помню, где ещё.

Если П.Г. Петин в своих тематических изысканиях в каких-либо исторических трудах или публикациях выходит на какой-то исторический документ, в перспективе он обязательно ставит для себя задачу при первой же возможности ознакомиться с оригиналом рукописи или документального акта. Такой педантизм отнюдь не прихоть, а проистекает из научной практики.

Нередко оказывается, что в книжном или журнальном издании цитата передана неточно и даже с искажением смысла. Либо цитата произвольно сокращена без указания мест пропусков. Иногда даже «полная» публикация документа на поверку оказывается далеко не полной. При технической редактуре книг редко сверяются точность архивных ссылок. И потом другие авторы, использующие цитату у публикатора, повторяют досадную опечатку или неточность в своих сносках. А кроме того, опытный ученый-поисковик знает, что в архивном деле рядом с уже опубликованным документом может оказаться важнейший источник, которые по тем или иным причинам не привлек внимание первоначального публикатора, но который очень важен для разрабатываемой темы. Практически никогда у П.Г. Петина такое обращение к архивным первоисточникам не остается без весомого практического результата.

За годы работы в пресс-службе Митрополита Иоанна, в Общероссийском общественном движении «Россия Православная», над кандидатской диссертацией в отделе рукописей Российской государственной библиотеки, а теперь и в «Русском издательском центре» в своих внутренних разработках П.Г. Петин освоил колоссальные массивы исторических материалов в многие тысячи страниц. К сожалению, едва ли не сотая их часть разрешилась публикациями. По странному стечению житейских обстоятельств (отсутствие спонсоров его собственных научных исследований) и особенностей характера самого П.Г. Петина, во многом лишенного авторского тщеславия и стремления заявить о себе в научном мiре и в общественной жизни печатными трудами, как ученый историк Павел Геннадиевич Петин известен весьма узкому кругу из нескольких десятков своих коллег и друзей.

После защиты диссертации «Российские Императорские наградные грамоты конца XVIII — начала XX веков» и получения кандидатской степени в 2010 году он продолжил свои исследования, более того — расширил их рамки на советский и даже постсоветский периоды. Но работа по данной весьма актуальной и вместе с тем оригинальной для российской исторической науки теме до сих пор так и не реализовалась в виде издания книги.

Хотя мы обсуждали с лидером «Русского Собрания» А.Д.Степановым, тоже близким Другом П.Г. Петина, такой вопрос: его труд по наградной системе «Российские Императорские наградные грамоты конца XVIII — начала XX веков» от лица «Русского Собрания» рекомендовать Российскому Военно-Историческому обществу для финансирования издания. Но пока разговор остался разговором.

В какой-то степени и я чувствую свою вину, что популяризированные варианты его научных статей, когда-то опубликованных в научных изданиях о наградной Российской системе, им не были опубликованы на «Русской народной линии». Пару-тройку раз я пытался подтолкнуть П.Г. Петина к таким публикациям, но достаточной настойчивости как друг и потенциальный редактор не проявил.

У нас в соавторстве с П.Г. Петиным есть большой массив — почти в сотню учетно-издательских листов — совместной исследовательской разработки по Преподобному Нилу Столобенскому. Разработка осуществлялась в 2003–2009 годах при финансировании А.И.Буркина для неосуществленного проекта Ниловской Симфонии. Той разработки хватило бы для издания четырех-пяти церковно-исторических книг. Но у нас обоих пока решимости не хватает подготовить данные книжки к изданию.

Конечно, я с прискорбием осознаю, что, когда я пишу о своих близких Друзьях и Соратниках, все преподношу через призму личных переживаний и потому о них говорю не меньше, чем о самом себе. К сожалению, такова специфика моего журналистского метода, и с годами все больше и больше ничего не могу с этим поделать. Юбилейные биографические справки не мой жанр. За что прошу прощения и у Друзей, и у читателей. Мне, конечно, очень хотелось написать о Павле Петине, о его большом жизненном и творческом пути в каких-то высоких выражениях и с многочисленными заслуженными похвалами в его адрес. Но на деле вышло только сказать, что его судьба дорога мне, что я очень переживаю, что его труды пока малоизвестны нашим соотечественникам, и мне от того горько.

Сегодня моему Другу исполнилось 60 лет! С одной стороны, возраст цветущей научной зрелости, с другой — рубеж подведения итогов о прежде сделанном. А в библиографии П.Г.Петина на «РНЛ» до сих пор всего пять небольших публикаций. Хотя он ежегодно практически на каждых Калязинских чтениях выступает с докладами. 1–2 раза в году он делает подготовленные письменно научные доклады или чаще сообщения в научном семинаре «Традиции исторической мысли» на кафедре источниковедения Исторического факультета МГУ. И хотя каждый раз говорю ему, что надо сделать публикацию материала на «РНЛ», но потом в суете повседневной текучки забываю об этом. А у Павла напрочь отсутствует внутренний интерес по продвижению собственной уже сделанной работы, так как он далее занят новыми исследованиями или исполнением какого-нибудь изыскательского заказа.

С Божией помощью радость юбилейного торжества ознаменована плодотворными, масштабными и весьма нужными для Отечества научными трудами моего Друга. Вместе с тем в публикациях потенциал П.Г. Петина раскрыт непростительно мало и практически неизвестен соотечественникам. Непростительно не только для него самого — из-за отсутствия честолюбия, но и для нас — его ближайших друзей.

Однако я ни разу не слышал от Павла каких-либо горьких сожалений, сетований или укоров нашей эпохе, в предпринимательский дух которой он так пока и не сумел вписаться со своей основной исследовательской работой. Как Православный Христианин, он с подобающим смирением и без малейшего политического ропота принимает то, что очень многое уже сделанное ему пока не удалось реализовать для публики. Напротив, я ни разу от него не слышал, например, упреков в адрес Главы Государства Владимира Владимировича Путина, в адрес российского правительства, что его собственная творческая жизнь пока складывается не очень успешно исключительно по их вине. Напротив, насколько помню, сам П.Г. Петин никогда не мыслил и не определял себя в качестве оппозиционера «путинскому режиму». Более того, к подобному оппозиционному ропоту некоторых своих Соратников-патриотов он относится с живой иронией и веселым сочувствием, удивляясь, как же можно жить на протяжении двадцати с лишним лет в таком вечном недовольстве действительностью, «забывая», что же было с нашей страной при Горбачеве и Ельцине?!

Как истинный Великоросс и бравый русский военмор, он с живой надеждой вглядывается в горизонты великого грядущего России и вполне осознает, что его личная жертва временного «неуспеха» и житейского «непроцветания» перед Лицом Божиим лежит на Алтаре Отечества. И если такая жертва не принесет многого лично ему самому, то духовно послужит процветанию и успеху России.  

Прошу дорогих друзей, соратников и читателей вознести свои молитвы ко Господу о здравии Павла Геннадиевича Петина с пожеланием ему многих благих лет жизни, достатка и процветания его семейству и новых успехов в его научном творчестве.

С Днем Рождения, Дорогой Друг Павел! Божией помощи тебе во всех жизненных путях!

Леонид Евгеньевич Болотин, историк, научный редактор Информационно-исследовательской службы «Царское Дело»

Источник: ruskline.ru