Начало. Новомученики города Бердянска: Прот. Александр Лукин, прот.Павел Войнарский
Шло
время. Заканчивалось второе десятилетие с тех пор, как Советская власть,
объявив себя врагом всякой религии, наибольшую ненависть и злобу излила на
православное духовенство и мирян. Многие из них были уже или расстреляны, или сосланы в далекие лагеря НКВД медленно и мучительно умирать
на непосильных стройках «нового счастливого общества». Но на свободе еще
оставались священнослужители, многие из которых были согнаны со своих мест; их
храмы были отняты, закрыты или вообще разрушены. В атмосфере злобной
нетерпимости, культивируемой атеистической властью, они вели жизнь странников и
изгоев. Так, к 1938 году все церкви в окрестностях Бердянска были закрыты, и
еще неарестованные священники в надежде как-то
выжить, быть возле храма, иметь возможность хотя бы изредка участвовать в
Таинствах, пришли в город.
В
то время благочинным в Бердянске был известный протоиерей Виктор Михайлович
Киранов - духовно красивый и сильный человек. Он происходил из древнего
болгарского священнического рода, основателем которого был, по преданию,
священник Протасий Киранов. Бесценные сведения о роде Кирановых и жестоких гонениях на православных
священнослужителей оставил протоиерей Стефан Киранов в своих воспоминаниях «Рассказ
бессарабского священника о страданиях под турецким игом православных болгар,
бежавших из Турции в Россию в 1830 году и поселившихся в Бессарабии»
(Прим. Опубликованы в Санкт-Петербургском Церковном вестнике в ноябре 1875 года (№46)).
«В 1830 году, чтобы избавиться от магометанских гонений и
угнетений, часть болгар бежала (и эти болгары известны под именем бежинар из Турции
в Россию и поселились в южной части Бессарабии.
Жестоко мучительно, совершенно бесчеловечно угнетение христиан в Турции, -
невыносимо было иго турецкое.
Полагая,
что ввиду нынешних страданий наших братьев в Турции, отношение турецкой власти
и частных лиц из турок к православному народу и в особенности к священникам,
жившим в Турции до переселения в Россию, может иметь некоторую долю интереса Для каждого сострадательного читателя, я, насколько мне
позволят силы и источники, постараюсь все что можно сказать об этих варварских
отношениях.
Устные
рассказы деда моего, священника Стефана , скончавшегося
в апреле месяце 1852 года, и разные заметки, оставшиеся после смерти предков,
свидетельствуют, что дед моего деда, то есть мой прадед священник Протасий жил
в Турции в селе Имоклары Адрианопольского
уезда около ста пятидесяти лет и скончался в 1773 году. Как он провел свою
жизнь неизвестно; из заметок видно, что последнее время своей жизни он
пользовался уважением у турок , ибо многие приходили к
нему расспрашивать его о том, что он помнит из жизни народной, считая его
очевидцем многих событий и пользуясь его рассказами как материалом для
составления истории. Однажды на подобный вопрос проезжавшего турецкого паши
старик Протасий ответил: «Помню, что при постройке Нишской
крепости я был 18-ти лет и участвовал в числе командированных рабочих».
Продолжая разговор со своим собеседником, он сказал: «Сколько
6едствий перенес я от ваших турок до настоящего времени, перечислить не могу; а
теперь их не боюсь, потому что уже 28 лет сижу на этой постели, не имею сил
подняться и выйти из дому, а потому денно и нощно ожидаю и желаю смерти, которая
бы перенесла мой сокрушенный дух из мира тленного в нетленный». Тогда
паша сделал какие-то заметки с рассказа Протасия и, сосчитав
сколько лет старику, сказал: «Благослови меня дожить до твоих лет, тебе теперь
148 лет». Получив благословение и поцеловав руку старику, паша уехал. После
этого свидания старик Протасий прожил еще два года. Зная из
опыта, что православные священники терпят гонения и притеснения от турок,
Протасий перед смертью завещал своим сыновьям не уходить от священства, если
будут призываемы к рукоположению, говоря; «Вы откажетесь от священнического
сана, другие откажутся, кто же будет поддерживать и укреплять православную нашу
веру среди магометанства» (Прим. Христолюбивые
селяне похоронили своего пастыря посредине деревни. Впоследствии это место было названо Бабата. Сюда вскоре стали приходить люди
из разных сел, зажигать свечи, молиться и ночевать у могилы в надежде получить
помощь и исцеление.).
Сын
Протасия, прадед мой, священник Кирилл Протасиев
Киранов, родился 18 января 1736 года. Исполняя завещание своего родителя, он
согласился принять сан священника 9 марта 1759 года. Ему было поручено 16
приходов. Священствуя среди болгар, стоящих под игом
турецкого правительства, Кирилл претерпел много бедствий и страданий не только
от турок, но и от своих болгар. Однажды Кирилл был схвачен турками и
отведен в лес, где его подвергли пытке и разным истязаниям; при этом, требуя от
него денег, они переломили ему руку. После такого истязания священника
оставили, не предполагая, что их узник может спастись бегством. Между тем
Кирилл, воспользовавшись этим случаем для спасения
своей жизни, ушел. (Прим. Он
мирно почил 2 июня 1805 года. Мраморная надгробная плита с надписью «Слуга Божий священник Кирилл
Киранов» и сейчас находится в церкви села Главан Хасаковской области.)
Священники
обязаны были отводить в собственном доме квартиры для проезжающего турецкого
начальства со свитою и кормить их бесплатно, да еще после обеда или ужина
должны были платить всем гостям за труд зубов. Когда же гости-турки выезжали,
священник должен был пешком провожать своих верховых посетителей до следующего
села, несмотря на то, что иногда бывали бури, проливные дожди, метели прочее.
Унижение священника-проводника усиливалось тем, что его заставляли нести на
спине колесо от воза и идти впереди. Вследствие таких истязаний, творимых над
священниками, болгары избегали грамотности, не позволяли своим детям посещать
школу, чтобы не быть священниками, которые очень редко избегали смерти
насильственной и почти все терпели истязания, отсечения частей тела и, наконец,
достигали мученической кончины. С отсутствием грамотности между христианами
число священников было чрезвычайно ограниченно: по письменному свидетельству,
оставшемуся от моих предков, в 20, даже в 30 селениях едва можно было иметь
одного священника, да и тот должен был ходить в турецком костюме, с бритою
головою во избежание преследований от турок.
В
1800 году, по рассказам дедушки моего, священника Стефана Киранова, имокларские болгары, приготовляясь перед рождественскими праздниками
убить кабана, по неосторожности упустили его, и кабан пробежал через двор
одного турка; за это хозяин кабана был повешен, всё село Имоклары
было подвержено огромному денежному штрафу. Турки всегда старались преследовать
людей зажиточных и влиятельных, а потому всегда изыскивали причины и даже
выдумывали их, чтобы достигнуть своей цели. Они в ночное время снимали с крыши
христианского молитвенного Дома по нескольку старых черепиц и заменяли их
новыми, а с наступлением дня обвиняли, кого им угодно было, в противлении
правительственному распоряжению, по которому христиане не имели права обновлять
свои церкви. Таким образом турки по своему желанию Убивали
самых лучших из христиан, отличавшихся и религиозным направлением, и
христианскими добродетелями, и материальным состоянием, которое они обращали в
свою собственность. Если же болгары обращались с жалобой к высшему турецкому
начальству, то всегда оставались виновными. С 1780-1806 турки ходили целыми
полками по селам, грабили и убивали православных среди бела дня. Полки эти
имели названия «каржалии» (все уничтожающие, то есть
предающие мечу и огню). Села и деревни турки предавали огню, мужеского пола
людей подвергали истязаниям и, по отобрании у них
всего имущества, лишали жизни, а женщин и девиц уводили с собою, лишали
невинности и поселяли в гаремах. В 1803 году января 10 дня,
те же турецкие каржалии напали на жителей села Бара-сред, которые, спасаясь от турок, заперлись в башню,
устроенную среди села для защиты от внезапных нападений турок. Число
спасавшихся в этом здание было более 1000 душ обоего пола. Турки не могли
ворваться в башню и подожгли ее; таким образом все там
находившиеся сделались жертвою пламени, за исключением 30 душ, которые
бросились вниз через окно четвертого этажа башни на поддерживаемый турками
ковер. Турки ловили бросавшихся с башни и некоторым отрезали уши, другим нос,
некоторым выкалывали по одному глазу, беременных женщин пороли и вынимали из
них младенцев и забивали их на кол, - все это сопровождалось отнятием имущества
у убиваемых. Одна женщина, по имени Кондила, бросилась на поддерживаемый турками ковер с
четвертого этажа башни и, несмотря на свое беременное состояние, успела
спастись бегством от рук убийц. Она недавно умерла в селении Исерли, а сын ее Стефан Георгиев, которого она тогда носила
во чреве, и теперь находится в живых.
Сын
священника Кирилла, дед мой, священник села Имоклары Адрианопольского уезда Стефан Кириллович Киранов, родился в
1772 году; рукоположен был священником в 1805 году июня 11 дня, а умер в
селении Главан Аккерманского
уезда 1 апреля 1852 года. Он всю почти жизнь свою до прибытия в Россию в 1830
году провел на лошади, спасаясь от турок. Турки
нарочно искали его и, схватив его однажды вне села, водили его с собой три
месяца по лесам, наносили ему побои, обобрали его донага и, наконец, готовили
его к смертной казни; но перст Божий спас невинного - он успел уйти от них.
Дед
мой, священник Стефан, получив однажды от турецкого сборщика податей 200 палок
по пяткам, на всю жизнь остался калекой.
Другой
мой дед, о. Митрофан Киранов, сильно пострадал от турецкого местного
начальника, за изобличение четырехбрачного вдовца с пятибрачною вдовою в 1819 году. Турецкий властелин вызвал к
себе священника Митрофана Киранова и спросил его, почему он не соглашается
обвенчать просителей. Митрофан ответил турку, что по правилам Православной
Церкви нельзя венчать их; турок приказал своим служителям бить священника
сучковатыми палками до тех пор, пока, говорил турок, правила Церкви разрешат
ему повенчать. Таким образом, священник Митрофан получил более 400 ударов и,
будучи не в состоянии терпеть более, лежа отпел им вместо венчания погребение
вкратце и тем освободился от дальнейших мучений. Адрианопольский
митрополит Дорофей, узнав об этом, прибыл к о. Митрофану
и, успокаивая его, говорил ему, что лучше было бы вовсе ничего не петь, потому
что они сочли погребение за венчание, и турок имеет повод еще более издеваться
над верою и законом православным. На это о. Митрофан отвечал своему
архипастырю, что пытки турок были невыносимы и не иначе можно
было освободиться от насильственной смерти, как только таким образом.
Впрочем, о. Митрофан недолго жил после этих побоев, от которых здоровье его
пришло в совершенное расстройство, а скоро отошел в Вечность.
Тесть
мой, священник Стефан Груев, прибывший из Турции в
Россию вместе со своими прихожанами в 1830 году, был священником в селе Чемлекое Аккерманского уезда. Из
устных рассказов его я узнал, что он родился в 1791 году декабря 5 дня и жил до
переселения в Россию в Турции в селе Коюмжи. Когда
поселяне лишились своего прежнего священника и донесли Адрианопольскому
владыке Герасиму о том, что Груев понимает грамоту,
владыка приказал непременно явиться к нему для принятия священнического сана.
Зная участь священников, Груев долгое время не соглашался
принять священство и уходил от розыска архиерейских нарочных, которые искали
его, чтобы силою представить в город владыке для известной цели. Наконец, по
распоряжению архиерея, жители того села постарались поймать Груева
и представили его в город, где он был рукоположен во
священника и получил в свое ведение 16 приходов. В этих 16 селах число лиц
мужеского только пола простиралось до 7000 тысяч. Отсюда всякий читающий может
судить, какое там могло быть священствование.
Он умер 28 марта 1871 года в селе Чемлекое. Бедствие
и угнетение, какие он терпел от турок, так
многочисленны и многообразны, что я не берусь их описывать.
Одного
из ближайших моих родственников по матери, священника Василия Четина, турки разными ласками и обещаниями почестей и наград
хотели склонить к принятию магометанской веры. Когда священник Четин не согласился на предложение турок, они стали
стрелять в него; в день святого великомученика Георгия 23 апреля турки
выстрелили в него в то время, когда о. Четин
рассказывал своим прихожанам на турецком языке житие святого Георгия. Это
случилось среди села на церковной площади, публично, пред всем народом. Выстрел
не причинил ему никакого вреда, ибо заступление
молитвы святого великомученика спасли его от смерти - пуля пролетела мимо. Отец
Василий всю свою жизнь провел в страданиях от турок. В
1830 году вместе с другими переселенцами прибыл в Россию и скончался в селе Долукой 26 марта 1843 года.
Другого моего родственника, священника Петра Николаева, турки,
обобрав до ниточки и учинив разные беды домашним, подвергли разным пыткам, из
коих я укажу только на последнюю: ему вбили деревянные гвозди во все ручные
пальцы под ногти, нанесли ему сильный удар в голову <...> и хотя он тогда
же не расстался с жизнью, однако навсегда остался бесчувственным и лишился
здравого рассудка. Это было в 1827 году 18 января, а в 1830 году он
прибыл в Россию и скончался в селении Селиогло Аккерман-ского уезда.
Отец
мой, священник Михаил Киранов, ныне в Живых находящийся, почти столько же имел
в своем ведении приходов и прихожан, сколько и мои
тесть. Бедствия, которые он претерпел от турок, многочисленны и разнообразны
(Прим. Несмотря на преследования со
стороны турок, четверобратьев отца Михаила также остались верными
благословению прадеда , приняли священный сан.). Я
постараюсь описать только некоторые из них. Ежеминутно жизнь его была в
опасности, но он всегда, при помощи Божией, спасался
бегством на лошади. Однажды более 200 вооруженных верховых турок пустились в
погоню за моим отцом, который до известного места уходил от них также на
лошади; потом, когда опасность стала приближаться, он оставил лошадь и сам
спустился в глубочайший ров и скрылся в развалинах. Таким образом
он спасся на этот раз от преследования турок. Вообще со дня рукоположения
своего во священство с 9 декабря 1826 года по 23
апреля 1830 года - день выбытия из Турции болгар-переселенцев в Россию, он
редко являлся в свой дом (Прим. Во время
русско-турецкой войны 1828-1829 годов священник
Михаил открыто призывал помогать русским и сам показал тому пример, став
проводником для освободителей. После подписания Адрианопольского
мира 2 сентября 1829 года вместе со старостой села Главан
Георгием Граматиком он организовал переселение
крестьян в южную Россию. С ним поехало более 800 семей, по Бессарабии достигло только 167, которые под его руководством
основали новое село Главан в Аккерманском
уезде.). Большую часть своей
жизни в Турции он провел на лошади в лесах, в долинах и ущельях, только по
ночам приезжал домой на короткое время и потом опять удалялся в потаенные
места. Всегда при себе имел Святые Дары для напутствования
в крайней опасности себя и тех больных, о которых ему давали знать.
Отправившись однажды в село Дранов Адрианопольского уезда, место рождения моей матери Анны
Петровны, для напутствования опасно больных, отец мой
по прибытии туда просил своего тестя Петра Меринова
сопровождать его к больным. В это самое время турки напали на них и тут же,
пред глазами моего отца, изрубили на куски его тестя. Отец же мой какими-то
судьбами успел спастись от убийц. Кости изрубленного были собраны и преданы
земле его меньшим сыном Стефаном в ночное время, на двадцатый день после его
убиения. Это было 8 августа 1820 года. Ненависть турок к православным тогда так
была велика, что они как бешеные нападали на беззащитных крестьян и убивали их,
как мух. Жертвою такой свирепой ненависти турок к христианам, кроме моего
дедушки, сделалось в тот же самый день еще 153 человека. Причина таких зверских
отношений турок к христианам заключалась, вероятно, в том, что главнокомандующий
русской армии Дибач-Забалканский овладел городом Адрианополем, и турки, взбешенные неудачей, мстили
беззащитным христианам, которые бегством спасали свою жизнь, оставляя все свое
имущество на разграбление. Во время всеобщего, но разрозненного бегства мать
моя разрешилась от бремени рождением брата Петра (уже умершего) в лесу, в
безводном месте. Отстав от своих спутниц и имея при себе только одного меня,
она должна была сама и меня пятилетнего за руку водить, и новорожденного в
переднике нести, и от преследования турок спасаться. Могу сказать, что
изложенные мною бедствия, постигшие моих предков, родственников и родителей,
живших в Турции в селах Имоклары и Дранове, суть не что иное, как капля в Море в сравнении со
всеми несчастьями и страданиями Православных христиан в Турции.
Бедствия
и страдания, постигавшие в то время болгар в Турции по другим селениям, были не
менее жестоки и бесчеловечны; турки доходили до такого зверства, что без
разбора мужей убивали, беременных женщин пороли и вынимали оттуда детей,
которых сажали на кол; девиц уводили с собой, бесчеловечно оскверняли их и
потом или отпускали их, или убивали и устилали ими себе дорогу в знак будущего
порабощения православного потомства. В особенности же турки издевались над
православными священниками посредством разных пыток, принуждали их лишать своих
дочерей невинности, заставляли как священников, так вообще всех православных
делать такие беззакония, излагать которые стыда ради я
не берусь.
Описанные
мною случаи угнетения священников и вообще всех болгар в Турции до переселения
их в Россию могут быть подтверждены, кроме моих родителей, еще некоторыми
старожилами, которые были очевидцами этих безнравственных и бесчеловечных сцен.
Вот
что побудило моих предков, родственников, родителей и вообще многих болгар
переселиться из Турции в Россию в 1830 году.
Помня
свои страдания, мы понимаем нынешние страдания наших братьев, жителей
Герцеговины и Боснии, глубоко сочувствуем им и взываем ко всем православном
христианам о помощи всем несчастным страдальцам».
Старший сын священника Михаила Киранова
Стефан, автор этих воспоминаний, впоследствии окончил Кишиневскою
семинарию. Женившись на дочери священника Стефана Груева,
принял священный сан и служил в бессарабском селе Чемлекой.
В 1879 году вместе со своим 74-летним отцом протоиерей Стефан совершил
паломничество на Афон; посетил Зографский, Хилендарский и Иверский
монастыри. Возвращаясь в Бессарабию, он провел зиму у
своих близких в Ординском Главане при «своем корне». Отец Стефан был убит в 1888 году
в Румынии, в Чемлекое. Обстоятельства смерти остались
неизвестны. Согласно одной из версий, его убили местные турки по религиозным
мотивам. Тело его было перевезено из Чемлекоя в Девлет-Агач и погребено в ограде Успенской церкви. Он оставил о себе память как о незаурядном и справедливом человеке
не только среди своих близких, но и во всей Кишиневской епархии. Один из
внуков вспоминал о его необыкновенной доброте. Однажды отец Стефан приехал
навестить своего сына Василия в Девлет-Агач на
собственной бричке, запряженной двумя лошадьми. Они настолько понравились
внукам, что один из них упал на колени и воскликнул: «Дорогой дедушка, подари
мне этих лошадок». Отец Стефан с недоумением обратился к окружающим и стал
выяснять, не они ли его подговорили. Убедившись, что никому из взрослых такое и
в голову не могло прийти, сказал: «Хорошо, берите их себе», и уехал на чужих
лошадях.
Его
младший брат Василий, священствовавший в Деревне Девлет-Агач,
был повешен турками в 1917 году.
Сын
священника Стефана, протоиерей Михаил, с 1863 года служил в Бердянском уезде в
болгарском селе Мануиловке. В браке с Ефросинией Георгиевной Стоичевой
у него 8 марта 1881 года родился сын Виктор. У него было два
брата - старший Димитрий (Прим. Протоиерей
Димитрий Киранон был
настоятелем Иоанно-Златоустовского собора в Ялте. Расстрелян 4 января 1938 года. В 2000 году Архиерейским
Собором Русской Православной Церкви
причислен к лику святых) и младший Владимир и сестра Олимпиада.
Село
Мануиловка, или как его еще именовали «Корсак»,
находилось недалеко от Азовского моря, в сорока верстах от города Бердянска.
Второе наименование села - Корсак происходило от пологого холма, возвышавшегося
на окраине села и называвшегося Корса-могила. На
вершине этого холма лежало несколько огромных замшелых гранитных глыб,
возможно, от распавшегося древнего дольмена.
Село
лежало в неглубокой долине, скрываясь среди окружавших ее возвышенностей. В его
центре была большая квадратная площадь с белой церковью посередине за узорчатой
кирпичной оградой. По краям площадь обрамляли заборы сельских домов из местного дикого камня и земляные тротуары, обсаженные белой
акацией. Поросшую невысокой травой площадь в разных направлениях пересекали
тропинки, одна из которых от церкви вела прямо к углу площади, где под красной
черепичной крышей стоял небольшой одноэтажный дом, окруженный хозяйственными
постройками и фруктовым садом. Это был родительский дом братьев, будущих
священномучеников, в котором они провели детство. Когда Виктор достиг
определенного возраста, отец отправил его в Симферополь для получения духовного
образования.
По окончании Таврической духовной
семинарии Виктор Михайлович в 1903 году поступил в Юрьевкий
университет, но уже в следующем, 1904-м году, решил его оставить и отдать все
свои силы служению Православной Церкви. 21 декабря 1904 года епископ
Таврический Николай (Зиоров) назначил его псаломщиком
в Свято-Троицкой церкви села Новопрокофьевки
Бердянского уезда. Женился Виктор Михайлович на дочери священника, выпускнице
Симферопольского женского духовного училища Антонине Петровне Троицкой. 18
сентября 1905 года епископом Таврическим Алексеем (Молчановым) Киранов был
определен к Покровской церкви села Большая Благовещенка
Днепровского уезда, а 30 октября им же был рукоположен во
священника. В 1906 году иерей Виктор был назначен законоучителем в Нововасильевскую земскую школу, а также состоял председателем
церковпо-строительного комитета. Впоследствии отец
Виктор был духовным следователем Серагозского
благочиния. К 1920 году в семье Кирановых было пятеро
детей - Михаил, Евгений, Виктор, Николай и Татьяна. В начале двадцатых годов
отец Виктор был возведен в сан протоиерея и переведен в Бердянск настоятелем
Вознесенского собора, стоявшего на Базарной площади. Здесь он прослужил до
закрытия собора в 1928 году. В следующем году этот величественный храм,
украшавший небольшой приморский город, был взорван. Отец Виктор перешел служить
в Покровскую церковь, настоятелем которой (а также благочинным Бердянского
округа) оставался вплоть до своего ареста.
Священники,
лишенные своих приходов, иереи Александр Ильенков,
Александр Драницын, Сергий Боримский,
Павел Зверев, Степан Малявин, Иоанн Полулях и другие - оказались при Покровском соборе. Протоиерей
Виктор Киранов распорядился, чтобы все, кто не может устроиться на работу, были
оформлены при храме певчими, сторожами и пр., чтобы власти не имели к ним
никаких формальных претензий. Помимо прочего, была заведена специальная касса
взаимопомощи для поддержки малоимущего духовенства, и это спасало от голодной
смерти семьи многих гонимых священнослужителей, давая им возможность оставаться
при храме. За выдачей денег (по 10-15 рублей) следил отец Виктор, регент храма
дьякон Тимофей Саклаков и староста Круглянский. Все священнослужители поочередно совершали
литургию.
В
мае 1934 года в Бердянск приезжал архиепископ Днепропетровский Георгий (Делиев). Протоиерей Виктор Киранов был болен и не смог его
встретить, и владыка сам посетил своего клирика, с которым был знаком с 1931
года, чем немало его утешил. Благочинный пригласил правящего архиерея на
престольный праздник, и он снова приехал в Бердянск 14 октября 1935 года.
Архиепископ покровительственно относился к старательному, ревностному в
исполнении своих обязанностей священнику, который, в свою очередь, отвечал ему
доверительной откровенностью и около восьми раз ездил к владыке с докладом.
Как-то ему пришлось говорить о делах благочиния в присутствии секретаря
Киевского митрополита священномученика Константина (Дьякова), от которого он удостоился похвалы.
В
неблагоприятные времена подлость и предательство растут и умножаются между
людьми, как сорная трава. Один из священников бердянского благочиния - Павел
Степанович Зверев усомнился в своем призвании. Когда
его храм закрыли в 1930 году, он встретился с благочинным, с которым был знаком
еще по семинарии, и тот направил его в село Луначарское.
Но и этот храм в 1935 году был закрыт, и Зверев снова
явился к отцу Виктору с просьбой определить его куда-нибудь. Однако мест уже не
было, и благочинный предложил ему остаться в Бердянске при Покровском храме
вместе с другими священнослужителями на общих основаниях. В скором времени
священник Павел Зверев увидел, что дело это недоходное
и в сложившейся ситуации малоперспективное, и, оставив священнослужение,
в конце 1935 года устроился на светскую работу. Такое решение, принятое по
нежеланию терпеть те трудности, которые терпели многие со смирением и даже с
благодарностью Богу, возмутило протоиерея Виктора. Придя домой к Звереву,
благочинный долго и эмоционально увещевал его не оставлять церковь, потерпеть
временные скорби и не делать опрометчивого шага. Но Зверев
не захотел услышать разумных слов собрата и сослужителя
и цинично заявил: «Я решил трудиться». На что отец Виктор заметил: «Ты -
советская балда!». Но заблудшего
не оставлял и еще несколько раз пытался взывать к его священнической совести, к
здравому смыслу, правда, безрезультатно. Как-то раз благочинный увидел в городе
Зверева, торгующего бочковым пивом, и не смог скрыть неприятного чувства и
удивления от характера новой «трудовой» деятельности бывшего своего клирика.
Подойдя к Звереву, он спросил: «Неужели это и есть
по-вашему «трудиться»?» И тут же, не обращая внимания на невнятные и путаные
возражения, при всех назвал его «советским подхалимом».
Не умея вынести правду о самом себе, Зверев затаил
смертельную обиду. Он обладал теми свойствами души, которые вполне раскрываются
только в тени человеческих отношений. Согрешая, человек обозляется
- в первую очередь, от своих грехов - теряет душевный мир и уже не может
переносить никаких замечаний, напоминающих о его падении. Все, что сказал отец
Виктор, Зверев припомнил ему после ареста на очной
ставке, придав его словам и увещеваниям определенный политический смысл, чем
оказал существенную услугу безбожному следствию. В 1936 году был арестован архиепископ
Георгий (Делиев). Человек слабый и нерешительный, он
не согласился терпеть ни скорбей, ни даже лишений и сразу же пошел на поводу у следователя и стал
давать убийственные характеристики знакомым епископам и священнослужителям.
Движимый животным страхом, он оговорил себя как агента польской разведки и, не
найдя в своей душе никаких нравственных препятствий, стал помогать гонителям
Церкви. Своими болезненными фантазиями он участвовал в создании общеукраинского дела о «контрреволюционной фашистской Церковной
организации». Делиев, например, сообщил, что
митрополит Киевский священномученик Константин
(Дьяков) еще в 1927 году вовлек его, как и многих других, в «фашистскую
церковную организацию». Свое «вступление» он объяснил таким образом: «Церковь
медленно, но верно уничтожают, и идеология религии диаметрально противоположна
идеологии социализма <…>, и поэтому Церковь прекратит свое существование <…>,
а мы должны выжить». II далее: «В результате той беседы Дьяков проинформировал
меня, что на территории Союза существуем мощная
контрреволюционная церковно-фашистская организация среди духовенства и
церковников и что в этой организации принимал активное участие и он,
Дьяков <...>. Проинформировав меня об этом, Дьяков спросил согласия
принять участие в организации. Я дал ему утвердительный ответ, и с тех пор
фактически являлся участником контрреволюционной церковно-фашистской
организации. Дьяков меня также проинформировал, что он по линии организации
поддерживает связь с заграничными фашистскими кругами, от которых получает
периодически задания и установки...». Охарактеризовав подобным образом многих
украинских архиереев и священнослужителей, он не забыл и о протоиерее Викторе Киранове и других бердянских священниках и сообщил
«компетентным органам», что все они завербованы им во время его «архиерейских
поездок для шпионской и диверсионной работы». Таким странным способом
горе-архиепископ надеялся сохранить свою жизнь. Но получилось
наоборот, на основании своих заявлений архиепископ был расстрелян одним из
первых в 1937 году.
Протоиерей Николай Доненко, текст. 2001, Московское Подворье Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. 2001
OCR "Украина Шенгенская"
Читайте также:
[an error occurred while processing this directive]
Украинская баннерная сеть
|