Врачами не становятся — ими рождаются. И дело не только в наследственности.
Кандидат медицинских наук, заведующий отделом острой и хронической патологии уха, горла и носа НИКИ педиатрии и детской хирургии Ю. Е. Вельтищева РНИМУ имени Н. И. Пирогова Минздрава России, врач-оториноларинголог Алан Асманов рассказал aif.ru о том, почему врачу важно знать каждого пациента по имени и как появляются лучшие доктора.
Один из династии
Елена Нечаенко, aif.ru: — Алан Исмаилович, почему вы решили стать врачом?
Алан Асманов: — Моя семья — это большая врачебная династия. Папа, мама, бабушка, тетя, дядя, а теперь и супруга — все детские врачи. Если кто-то из моих детей захочет связать жизнь с медициной, то станет врачом уже в четвертом поколении. С детства я считал эту профессию самой важной и никогда не думал заниматься чем-то другим. Когда я вырос, это решение «повзрослело» тоже, и я ни разу в жизни о нем не пожалел.
— Врач — это призвание или, может, просто такая семейная традиция?
— Несомненно, призвание. Желание помогать людям, возвращать здоровье — это первое, что должно мотивировать человека стать врачом. Тщеславие или корыстные интересы ни в коем случае не могут быть причиной выбора этой профессии. Стать врачом по расчету — большое преступление и грех.
Не обязательно, как я, вырасти в медицинской семье — я знаю много потрясающих специалистов, у которых в семье нет ни одного врача. Кто-то, наоборот, вырос в семье врачей и пошел в медицину, просто потому что не было выбора, и в итоге несчастлив в профессии. Со своими детьми я стараюсь быть очень осторожным и ни в коем случае не буду стимулировать их идти по моим стопам, если они сами этого не захотят. Это может быть только их собственным решением с полным пониманием, насколько это сложный и долгий путь.
Снизить риск рецидива в 30 раз!
— Вы сразу выбрали оториноларингологию?
— Меня всегда привлекала хирургия. Долгое время я проходил стажировку в Америке: сначала в клинике сердечно-сосудистой хирургии, а потом — в челюстно-лицевой. Мне понравилась челюстно-лицевая хирургия, и, вернувшись в Россию, я продолжил развиваться в этом направлении.
Однажды меня попросили сделать доклад в студенческом кружке по детской оториноларингологии на тему современных методов лечения заболеваний гортани с применением лазеров. Тема очень увлекла меня, а еще доклад понравился моему учителю и в то время заведующему кафедрой, профессору Михаилу Рафаиловичу Богомильскому. Он предложил мне поступить в ординатуру на базе Морозовской больницы, и с этого начался мой путь как оториноларинголога. Специальность стала очень быстро развиваться — появилось много интересных, технологичных методов диагностики и лечения. Я стал посещать мировые конференции, выставки современного оборудования и задумываться о том, как это можно применить в России. Сегодня я в профессии уже 16 лет.
— Что вы считаете своим главным профессиональным достижением?
— Думаю, это создание нового метода лечения сложной патологии — врожденной атрезии хоан. Мы с нашей командой предложили собственную модификацию метода, которая позволила существенно упростить жизнь пациентам. Раньше у 60–70% прооперированных детей с атрезией хоан возникали рецидивы, а мы смогли снизить эту цифру до 2-3%. Кроме того, теперь у нас есть возможность оперировать даже младенцев — самому маленькому нашему пациенту было всего 14 дней.
Эта методика стала одним из ведущих направлений нашей работы, мы успешно прооперировали уже более 100 детей. Подобного опыта нет ни в одной клинике, поэтому к нам, в Институт Вельтищева, приезжают лечиться пациенты со всей страны. Совершенствованием и модификацией этой техники я занимаюсь уже больше восьми лет, и это стало темой докторской диссертации, над которой я сейчас работаю.
— Расскажите о самых незабываемых случаях в вашей практике.
— На одном из дежурств ко мне поступила девочка с банальным гайморитом. Ей нужно было назначить антибиотик, может быть, сделать пункцию верхнечелюстной пазухи, и на этом все. Но в считанные часы пациентка неожиданно впала в кому. На моих глазах она потеряла сознание, и мы чуть было ее не потеряли. Выяснилось, что на фоне гайморита у нее развился токсический шок — редкая, но очень опасная реакция организма на гнойный очаг. Мы сделали срочную операцию, я сутки провел у ее кровати, и, к счастью, все закончилось хорошо. Тем не менее страшно было видеть, как ребенок, который пришел к нам своими ногами, через полтора часа уже находится в реанимации. Если бы они приехали в больницу чуть позже, возможно, ее уже не смогли бы спасти.
Особый отпечаток в памяти оставили дети из неблагополучных семей и сироты, к которым нужно было искать особый подход. Из детского дома была девочка с атрезией хоан, которой мы впервые провели операцию по собственной методике. Операция прошла успешно и привела к отличному результату.
Каждый ребенок, которому мы смогли помочь, важен для нас. Некоторых привозят совсем маленькими, с трубками в носу, неспособными самостоятельно дышать. А потом родители присылают мне фотографии этого же самого ребенка, только совершенно здорового, который несется куда-то на велосипеде. Видеть это очень ценно.
Из ученика — в учителя
— Сейчас вы уже сами стали преподавателем. Как взаимодействуете со своими студентами?
— С 2011 года я преподаю для студентов 5–6 курса моей Alma Mater, РНИМУ им. Н. И. Пирогова. Как оториноларинголог я, конечно, стараюсь привить им любовь к моей специальности. Мы знакомим их со всеми современными исследованиями и технологиями, которые они могут использовать в своей практике. Я беру их с собой в операционную, в перевязочные, честно отвечаю на все вопросы, рассказываю про все подводные камни. Некоторые из студентов уже превратились в моих коллег, и я очень этим дорожу.
Я хотел бы больше времени проводить со студентами и молодыми докторами. Это взаимовыгодный процесс — в ходе преподавания ты и сам многому учишься. Ничто так не помогает знаниям укладываться в голове, как преподавание. Очень много раз я ловил себя на мысли, что, когда я рассказываю что-то студентам или молодым докторам, у меня самого зарождаются новые идеи. Здорово, что директор Института Вельтищева, профессор Дмитрий Анатольевич Морозов — не только выдающийся хирург, но и потрясающий преподаватель — привлекает к нам много молодежи. Теперь этому способствует и кафедра Инновационной педиатрии и детской хирургии, которую он организовал на базе Института.
— Какие качества вы в первую очередь стремитесь привить своим ученикам?
— В первую очередь это активность и любознательность. Я считаю, что в нашей стране выстроена отличная система медицинского образования. Но если студент пассивен, информация и навыки, которые он приобретет к концу ординатуры или аспирантуры, будут очень скромными. Обучающемуся обязательно нужно всем интересоваться, присутствовать в операционных, дежурить. Он должен наблюдать пациентов, не отходить от своего наставника.
Также очень важны отзывчивость и доброта. Врачу, особенно детскому, не должно быть все равно на пациента.
Желание помогать как смысл жизни
— Тяжело ли находить контакт с пациентами и их родителями?
— Детский врач должен быть хорошим психологом. Я учился этому у специалистов, и многое понял в ходе собственной практики. Нельзя жалеть времени, сил, теплоты и эмоций для того, чтобы объяснить что-то ребенку и помочь ему меньше беспокоиться. Иногда осмотр занимает пять минут, а поиск контакта с пациентом — сорок. Я обсуждаю с ним его любимые мультики, показываю интересные картинки, слежу за современными трендами в сфере игрушек, стараюсь, чтобы они всегда были у меня в кабинете. Даже интерьер нашего отделения сделан таким образом, чтобы ничего не напоминало ребенку о том, что он находится в больнице.
Обязательно нужно помнить имена детей и обращаться к ним соответствующе. Пациент — это маленький гражданин, и к нему необходимо относиться с уважением. Среди некоторых коллег распространена практика называть детей по их диагнозу: здесь у нас лежит «травма», здесь «перегородка», а тут «фурункул». Так нельзя делать, и я запрещаю это своим ученикам.
Важно следить за тем, что ты говоришь. Если ты собираешься сделать ребенку операцию, для тебя это может быть пятая операция за день, а для пациента и его близких — возможно, первая операция в жизни. Поэтому даже слово «операция» я стараюсь никогда не произносить в обыденной манере.
Нужно уметь с первой секунды расположить к себе родителей пациента. Я обязательно им улыбаюсь. Никогда не начинаю разговор с торопливого расспроса о жалобах, даже если очень тороплюсь или устал после тяжелого дежурства. Делаю все, чтобы ребенок и родители почувствовали, что сегодня этот ребенок — мой самый важный пациент. Многие приходят, уже зная, что у ребенка тяжелый диагноз. Я должен быть для них «светом в окне», вовлекать их в позитивный настрой. Они должны видеть, что я сам верю в то, что могу вылечить пациента.
Иногда я понимаю, что глобально помочь ребенку нельзя, но делаю все, чтобы родители взяли новые ориентиры и уходили от меня с надеждой на лучшее, с пониманием, что все не так плохо.
— Что для вас самое лучшее в профессии врача?
— Я всегда мечтал помогать людям и всегда знал, что буду лечить именно детей. Мне хотелось видеть счастливые лица пациентов и их родителей, которые изначально пришли ко мне с бедой. Это то, ради чего мы, врачи, тратим десятки лет на обучение, проводим бесчисленные бессонные ночи, оперируем до холодного пота на спине. Все это происходит на ежедневной основе, но трудности компенсируются результатом. В этом я вижу главный смысл и радость своей профессии.
— А что самое трудное?
— Поскольку я из медицинской семьи, я всегда отдавал себе отчет в том, что здесь будет сложно, что никто не будет водить меня за ручку, чтобы обучить всем тонкостям профессии. И что я не стану востребованным хирургом сразу после окончания института, что поначалу многое мне не будут разрешать. Каждому врачу нужно потратить много сил, времени и часто идти на самопожертвование для того, чтобы заработать себе имя. Может быть, лишь спустя десять лет упорного труда имя начнет работать на тебя.
Самое сложное для меня — это понимать, что ты потратил много усилий, но не получилось. Тяжело говорить родителям, что что-то пошло не так во время операции. Так бывает — не все зависит от тебя, и неудачи неизбежны, когда у тебя много пациентов. Тем не менее всегда боишься совершить ошибку, которая может нанести ребенку непоправимый вред, хоть мы и принимаем все возможные меры, чтобы этого не допустить.
Делать хорошо и с любовью
— Вы когда-нибудь сталкивались с профессиональным выгоранием?
— Я видел это, и очень хорошо понимаю, что это серьезнейшая профессиональная депрессия, когда человек полностью теряет интерес к своей работе и уходит из медицины. Все врачи, и даже самые талантливые, рискуют «выгореть». Сам я не сталкивался с этим и стараюсь делать все, чтобы этого не произошло.
Как бы ты ни любил свою работу, в жизни обязательно должно быть что-то еще. Для меня это активный отдых, водные виды спорта, фитнес, музыка. Я интересно провожу время с семьей и друзьями: мы ездим в горы, катаемся на горных лыжах, совершаем мини-экспедиции в экзотические страны. Я всегда любил слушать живую музыку на концертах и сам играю на фортепиано. Дома у меня есть инструмент, на котором можно разучить новое музыкальное произведение или просто поиграть, — это тоже замечательная отдушина. Все это в совокупности здорово помогает переключаться, заряжаться и возвращаться на любимую работу с новыми силами.
— Для вас медицина — это в первую очередь наука или искусство?
— Конечно же, это искусство. В медицине ничего нельзя делать без души. У меня есть девиз: если человек делает что-то хорошо, но без любви — это ремесло; если он делает что-то плохо, но с любовью — это хобби; и только если он делает что-то хорошо и с любовью — это искусство. Мы с нашей командой стараемся всегда работать хорошо и с любовью.
— В чем предназначение человеческой жизни?
— Для меня это оставить после себя что-то значимое, принести людям пользу. Этому же я стараюсь научить и своих детей. Любое дело даст плоды, если верить в него и реализовывать с любовью. Если добавить немного везения, плоды твоего труда будут жить и после твоей смерти, передаваясь из поколения в поколение. На сегодняшний день мне удалось помочь тысячам пациентов, так что хочется верить, что я проживу свою жизнь не напрасно. Надеюсь, что методики, которые мы разрабатываем, будут применяться и совершенствоваться дальше, что мои ученики сделают свой собственный вклад в наше общее дело.
— Чего вы ждете от будущего?
— Один из самых больших проектов, над которым я работаю, — это защита докторской диссертации. В эту работу вложено 10 лет непрерывного труда всей нашей команды, и для меня это своего рода подведение промежуточных итогов.
И, конечно, очень важный «проект» — это мои ученики. Некоторые из них занимаются наукой и готовят кандидатские диссертации. Мы встречаемся, обсуждаем, планируем каждый следующий шаг. Для меня важно видеть, как они продвигаются в профессии. Я думаю, что единственное, чем не стыдно хвастаться, — это своими учениками.
Оцените материал
